— Товарищ Буденный, а кто вам разрешил это делать? Ведь членам правительства нельзя водить машины, дрезины по железной дороге, а вы вдруг прыгнули с парашютом? Вы нарушили партийную дисциплину.
Сталин глянул в сторону Ярославского: он в то время был председателем ЦКК.
— Товарищ Ярославский, разберитесь в партийном порядке…
Тут уж не до веселья. Чувствовал себя очень неловко, но все же решительно возразил:
— Товарищ Сталин, я выполнял прыжок с парашютом не как член правительства, а как слушатель академии, который обязан пройти всю учебную программу.
Меня поддержал начальник академии. Наступила пауза. Потом Сталин сказал:
— Ну, если товарищ Буденный делал это по долгу службы, тогда другой разговор…
Весной 1933 года Сталин пригласил меня к себе.
— Семен Михайлович, — сказал Иосиф Виссарионович, — поздравление ЦК партии по случаю вашего пятидесятилетия вы уже получили, а сейчас лично хочу поздравить вас. И Сталин крепко пожал мне руку.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович.
В тот вечер мы долго беседовали, вспоминали гражданскую войну, ожесточенные бои под Царицыном… Когда я уходил, Сталин сказал:
— Семен Михайлович, у нас с вами давняя боевая дружба, а фотокарточки вашей не имею, может быть, подарите? Я не растерялся:
— А вы мне свою?
— Пожалуйста, Семен Михайлович.
Сталин извлек из стола свою фотокарточку и написал: «Создателю красной конницы, другу и товарищу Семену Михайловичу Буденному от И. В. Сталина».
Этот портрет с надписью висит у меня в кабинете.
1935 год
29 марта Сталин принял Идена. Встреча происходила в Кремле, в кабинете предсовнаркома В. М. Молотова. Присутствовали Сталин, Молотов, Литвинов и я, а с английской стороны — Иден и английский посол в Москве лорд Чилстон. Мне пришлось идти по коридору вместе с Иденом, и я заметил, что Иден сильно волновался в связи в предстоящей встречей. Все мы были одеты в обычные костюмы с галстуками — только Сталин составлял исключение: на нем была серая тужурка, серые брюки и высокие сапоги. Он был спокоен и бесстрастен. Переводил, в основном, Литвинов, иногда помогал ему я. Центральным предметом разговора являлась опасность войны. Сталин прямо поставил Идену вопрос:
— Как вы думаете, опасность войны сейчас больше или меньше, чем накануне 1914 года? Иден был не совсем определенен, но все-таки из его ответов явствовало, что опасность войны в 1914 г. была больше. Сталин возразил:
— А я думаю, что сейчас эта опасность больше В 1914 году имелся только один очаг военной опасности — Германия, а теперь два — Германия и Япония.
Иден подумал и признал, что мнение Сталина имеет под собой серьезное основание.
Потом говорили о других международных проблемах, рассматривали висевшую на стене карту мира и в конце концов пришли к утешительному выводу, что во всяком случае между СССР и Англией сейчас нет никаких серьезных вопросов спорного характера
<…> 14 июня 1935 года я приехал на полигон очень рано: хотелось все проверить, во всеоружии встретить день, который неизвестно, что мог мне принести. <…>
<…> И действительно, буквально за три-пять минут до начального срока из проходной на полигоне показалась группа людей. Впереди в кожаном пальто шел К. Е. Ворошилов, несколько позади — И. В. Сталин в сером летнем пальто, в фуражке и сапогах, рядом шагал В М. Молотов в темном реглане и в шляпе, чуть поодаль — Т. К. Орджоникидзе в фуражке защитного цвета со звездочкой и в сапогах, почти рядом с ним — В. И. Межлаук в серой шляпе и в сером летнем пальто, а с обеих сторон и сзади шли неизвестные мне военные и штатские. <…>
<…> Они прошли к правофланговому орудию, к универсальной пушке «Красного путиловца», поздоровались с Махановым, и тот с добродушной улыбкой начал свой доклад. Мне очень хотелось услышать его, но я стоял далековато и почти ничего не слышал. Время идет, а Маханов все рассказывает. По всему видно, что обстановка довольно-таки непринужденная. Часто даже смех раздается. Для полного успокоения мне нужно было бы слышать Маханова, который, как видно, довольно подробно касается конструкции отдельных механизмов и агрегатов.
Я начал было подумывать над тем, что слишком заузил свой доклад, и стал мысленно его расширять, как вдруг слышу:
— Товарищ Маханов, вы слишком подробно… Пожалуйста, нельзя ли покороче? Это сказал Ворошилов. Маханов мгновенно умолк, на лице его появилась растерянность. Видя это, Сталин заметил Ворошилову:
— Зачем вы его сбиваете, пусть он докладывает, как приготовился. — И затем Маханову: — Продолжайте!..
Маханов оживился, слегка улыбнулся и стал продолжать. Я думал, как же мне докладывать? Коротко или длинно? Посмотрел, сколько выставлено пушек, и решил: коротко! <…>