Девушки довольно часто общались в последнее время, и Мико жаловалась на это явление, по вине которого ей приходилось обращаться в ненавистную ей больницу. Но врач успокаивала, приговаривая, что настоящие схватки она точно сможет отличить от тренировочных. И, замечая тревогу беременной пациентки, предлагала ей госпитализацию, полежать до родов на сохранении под пристальным наблюдением ирьёнинов. Но Мико вдруг мгновенно возвращалась в реальность, утверждая, что ей гораздо лучше находиться дома, с мужем, что её, на самом деле, эти временные неудобства и боли не сильно беспокоят. И продолжала терпеть, желая уже родить как можно скорее.
— Нет. Воды отходят, поясницу прихватило. Кажется, скоро начнётся.
— Уже? — всполошилась Изуми.
Итачи обратил внимание на мокрые обнажённые щиколотки беременной девушки и маленький участок влажной земли под её ногами:
— Скорее, в больницу.
***
Итачи не хотел волновать друга преждевременно, но Изуми отправилась в полицейский участок, чтобы сообщить Шисуи о произошедшем, аргументировав это тем, что он является отцом и мужем, а потому обязан знать всё. Шисуи был поражён рассказом друзей, ведь он виделся с Мико всего час назад и всё было отлично, но, видимо, не зря он чувствовал. Он не на шутку взволновался, желая сорваться в больницу сейчас же, но его остановила Изуми, сказав, что пока он жене ничем не поможет, остаётся только ждать. А сколько — неизвестно. Да и обратной дороги у неё нет: всё равно родит.
Шисуи с тяжестью на сердце согласился с её заключением и до конца рабочего дня метался в волнении, постоянно думая о Мико и малыше, и надеялся, что роды пройдут гладко. После десяти вечера он покинул участок и наспех направился не домой ужинать и отдыхать, а в больницу. Мужчина знал, что часы приёма давно закончились, и его попросту никто не пустит, тем более в родильное отделение, а потому он пробрался в нужную палату через окно, заранее обнаружив Мико.
Девушка металась из стороны в сторону, придерживая живот рукой, словно он куда-то безвозвратно убежит. По её искажённому от боли лицу было очевидно, что сейчас ей точно не сладко, и лучше вообще не приближаться, если хочешь жить. Она, тяжело дыша, сделала разворот на месте и столкнулась со встревоженным взглядом тёмных глаз.
— А ты что тут… д-делаешь? — по её тону было очевидно, что видеть кого-либо сейчас она не намерена — не до того ей. Наконец боль её временно отпустила, и теперь она старательно вбирала воздуха в лёгкие, почти задыхаясь. Лоб был усыпан маленькими капельками, а измученный, усталый взгляд прикован к мужу.
— Я ведь волнуюсь, — не побоялся проявить сочувствие и заботу любящий муж. На это он даже успел получить в ответ полуживую улыбку. Такой он видел Мико впервые и уже надеялся отныне никогда не увидеть её в столь отвратительном состоянии, которое, увы, отражалось и на нём.
— Всё будет хорошо. Пусть не одиннадцатого, а второго апреля… Уверена, завтра рожу.
— Лишь бы с вами всё было в порядке! Это самое главное.
— Не причитай вот только. Ты же не за этим пришёл, — предсказательницу в таком положении вывести из равновесия было легче всего. Она была эмоционально неустойчива настолько, что могла с лёгкостью убить кого угодно не задумываясь.
— Чем же тебе помочь? — у мужчины сердце в ком сжималось, в то время как у Мико буквально голову сносило от пережитых ранее схваток. И даже сейчас, во время интервала мозг заставлял её совершать то, чего в здравом рассудке кто-то вряд ли бы делал. Она, едва перебирая ногами, подползла к стене и спиной примкнула к ней, в предвкушении закрыв глаза:
— Холодненькая стеночка, хорошо. Как же хорошо-о-о, — она тёрлась спиной о стену и наслаждалась долгожданной прохладой, ведь из-за крови, бешено бегающей по организму, и приступов боли всё тело неистово горело. Хотелось срочно потушить его. — Ничем не поможешь, — обратилась она к застывшему на месте мужу, который был поражён поведением жены, заключив, что ей не просто плохо, а невыносимо плохо.
Мико снова накрыло от очередной схватки так, что теперь прекрасную стену хотелось в порошок стереть, хоть та и не была виновата в её боли… Девушка неистово рычала и, чуть сгибаясь и упираясь о стену локтями, топталась на месте, чтобы как-то прогнать эти приступы, избавиться от них. Было просто жизненно необходимо добиться этого долгожданного, чёртового облегчения, которое всё же не наступало. Шисуи не мог спокойно наблюдать за её мучениями, хотелось облегчить её ношу, но он не знал, каким образом. Учиха подошёл к скорчившийся девушке и заботливо провёл по спине ладонью, на что она ударила его по руке.
— Не надо, — прошипела предсказательница, уставив помутневший взгляд на оторопевшего Шисуи и сильнее согнулась, зажмурившись. — Боль… такая боль, что… на стену лезть хочется, — прерывисто шептали её губы как в бреду. — Иди домой. Я не хочу ч-чтобы ты… видел меня в таком состоянии. Придёшь завтра.
Она хотела в одиночку пережить всё это, чтобы до конца процесса все оставили её в покое и не тревожили. Ей никто не был нужен сейчас.
Поэтому он ушёл.
***