– Куда? Куда опоздаем? – спросил тот, подстраиваясь под шаг спутника.
– Нам на Николаевский вокзал надобно. Его поезд – Его, понимаете? – поезд уже должен был прибыть. И ежели мы не успеем… Другого шанса нам уж не видать.
Только тут Семён вспомнил, зачем его спутник прибыл в Москву. Надо было как-то сказать ему правду, или в крайнем случае просто сбежать, но Семён никак не мог набраться храбрости, и всё шагал за ним, подбирая слова. В какой-то момент он уже почувствовал, что готов признаться во всём Степану Трофимовичу, но тот вдруг остановился.
– Вот он! – еле слышно сказал Степан Трофимович. – Глядите!
Семён посмотрел. Они стояли сейчас с краю толпы, а перед ними, через площадь, виднелось здание другого вокзала. Вся площадь была забита народом, яблоку негде упасть. Полицейские в серых шинелях бороздили эту толпу, толкаясь локтями и всматриваясь в лица. А там, на другой стороне площади, кто-то вышел из-под крыши вокзала, и толпа вдруг загудела.
Тысячи рук сорвали шапки с тысяч голов. Еле видный отсюда, человечек на той стороне выделялся яркой синевой своего мундира и блеском золота на эполетах.
Толпа пришла в движение. Стоявшие ближе всех к царю стали падать на колени. За ними падали те, кто стоял дальше, за ними – следующие, и так далее. Целая волна из человеческих тел пошла через площадь.
– Они здесь, – радостно воскликнул Степан Трофимович.
– Кто? О ком вы? – не понял Семён.
– Те, кого мы известили здесь, в Москве. И в других городах! Мы известили, известили людей ещё в день вашего приезда в Ярославль, в Ярославль. Мы позвали их принять участие в переломе истории! Мы не можем знать, не можем знать, многие ли пришли, но я вижу, что здесь есть люди из… из наших! О, телеграф – чудесная вещь!
Семён проследил за взглядом Сергея Трофимовича и заметил в толпе людей, не снявших шапок. Тут и там, он видел таких всё больше и больше. Они держали руки в карманах, их лица были бледны и полны решимости – в отличие от лиц большей части толпы, на коих написаны были страх, восторг и благоговение. Вот волна прошла по площади, и все встали на колени – но кто-то падал, как перед святыней, а кто-то лениво вставал, просто чтобы не выделяться из толпы.
– Они здесь! Они пришли! – взволнованно говорил Степан Трофимович, тряся Семёна за рукав. – Мы всё же сделаем это, сделаем это!
Его голос возвысился, губы задрожали, по лицу покатились слёзы. Он зашагал вперёд, крепко держа Семёна за руку. Тот пытался вырваться, но у него не выходило. И вот они уже шли через площадь, а люди вокруг вновь вставали с колен, чтобы увидеть царя.
– Мы пройдём через толпу, через толпу, – сказал бледный от напряжения Степан Трофимович. – И тогда вы сделаете, вы сделаете…вы сдела-е-те…
Его лицо вдруг вновь перекосило. Он старался взять себя в руки, но не мог.
– Вы сделаете… В-вы сделаете…
Как ни страшна была ситуация, Семёну стало жаль его. И жаль, что рядом не было той девушки, Наташи, которая смогла бы парой слов унять этот недуг.
– Вы сделаете, – повторял Степан Трофимович, пристально глядя в глаза Семёну и не отпуская его рукав.
– Эй! Это не тот ли, кого ищут?! – услышал Семён чей-то голос.
Выглянув из-за плеча Степана Трофимовича, он увидел двух городовых, через толпу проталкивающихся к ним.
– Р-разойдись! – кричали они. – А ну!
Народ не обращал на них внимания, все с жадностью вглядывались в царя.
– Идёмте, нам нужно уходить! – зашипел Семён.
Степан Трофимович, всё так же повторяя одни и те же слова, сделал несколько шагов за ним. Городовые не отставали. Один из них дунул в свисток, прорезавший глухой гам толпы звонкой трелью.
– Идёмте же, скорее! – закричал Семён.
Но Степан Трофимович только покачал головой.
– Вы сделаете, – повторил он. – Вы сделаете.
Он достал откуда-то маленький револьвер, сунул его в карман Семёну и подтолкнул механика вперёд. Достал из-за пазухи ещё один револьвер, крепко сжал его в руке.
– В-вы с-с-сдел-л-лаете, – сказал он в последний раз, а потом повернулся, вскинул руку с оружием и почти в упор выстрелил в грудь ближайшему городовому.
Как только хлопнул выстрел, толпа пришла в движение. Тут и там люди выхватывали из карманов револьверы и палили по городовым. Люди вокруг завизжали. По площади стали расползаться облачка белого дыма, запахло порохом. Треск от выстрелов слышался со всех сторон, а толпа принялась давить саму себя. Семёна сжали со всех сторон так, что он не мог вдохнуть. Потом вдруг люди расступились, а через секунду толпа вновь сомкнулась и проглотила его, отрезав и от Степана Трофимовича, и от городовых.