Каждое лето Таня старалась выбраться в Дябрино, там жили родственники по покойному мужу, а в глухой деревушке Заболотье жила сестра мужа – Варвара. Глухая и подслеповатая, она еще управлялась с небольшим огородом и держала козу. В Заболотье почти не осталось людей, только несколько старух доживали свой век. Летом там благодать, а вот зимой все заметало, автобус до самой деревни не доходил, надо было идти часть пути лесом. Вот такие забытые Богом и людьми места, еще сохранялись в области, пока жив последний старик или старуха. Потом оставались только заколоченные дома, доживавшие свой век как забытые старики.
Любовь к лесу, его особой атмосфере и тишине, нарушаемой только птичьим гомоном, осталась у Тани с детства. Весь год она ждала с нетерпением этого свидания с лесной глушью. Ехала всегда на теплоходе, хотя можно уже было и автобусом добраться до Красноборска, но встреча с рекой для нее была как встреча с молодостью. Неспешно проплывали берега, привычно кричали чайки за бортом, а Таня все сидела на палубе и не могла наглядеться. Эля тоже любила прокатиться на теплоходе, но вот деревенская жизнь ей была не по нраву, да и жить у дальних родственников ей не нравилось. Попивали там все сильно, а Эля этого не одобряла, может поэтому, Таня в одиночестве ездила на малую Родину, к знакомым берегам, лугам и просторам.
Дябрино менялось незаметно. Все та же грязь на улицах после дождей, все те же избы, правда, многие стали отстраиваться, не хотели ютиться в тесноте. Люди как прежде зарабатывали в леспромхозах, сплавляли по реке огромные плоты. Это привычная картина для Северной Двины, где плот за плотом, тянулись в Архангельск. В городе был свой целлюлозно-бумажный комбинат на Сульфате. Второй крупный комбинат располагался в Новодвинске. Много леса шло и на экспорт, но Таню не интересовала экономическая составляющая. Лес ей был дорог живым, а не в виде бесконечных штабелей, лежавших на берегу реки, и ждавших своей очереди отправится в путешествие.
- Что, Танюшка, много ли грибов то набрала? – Варвара вернулась из хлева с ведерком молока и столкнулась с Таней в дверях.
- Да, наломала корзинку – корзина с грибами стояла на лавке в сенях – сейчас перекушу, да чистить буду. Завтра снова в лес, а эти надо посушить.
- Да что ты всемя днями пропадаешь в этом окаянном лесу. Мне для Маньки надо сенца заготовить, уж подсоби. Завтра за травой пойдем, хоть сколько пожнем, да высушить надо, а то зима длинная.
Таня не перечила, с охотой выполняла любую крестьянскую работу.
Иногда ей казалось, что лес и есть ее настоящая любовь. Затеряться в его глуши она не боялась, все свободное время она проводила там, сидя на пеньке и прислушиваясь к его тайной жизни. К шуму ветра в кронах сосен, к таинственному журчанию лесного ручья. Чем старше она становилась, тем милее ей было лесное одиночество тихих урочищ и чуть заметных троп. Временами, она жалела, что не может здесь остаться навсегда, оставив городскую суетливую жизнь. Поселиться бы рядом с лесом и забредать каждый день в чащу.
- Надоест – авторитетно заявляла Варвара – зимой как метель завоет, да волки этот вой подхватят, вот тут тебя и скрутит тоска-кручина. К людям захочешь, опять, хворь приключится, куда пойдешь? В лес, к медведям? Вот то-то же. У вас там в городе и врачи и магазины. Живи да радуйся, не наша беда.
Варвара поджимала беззубый рот, не понимала она Таню, чего той не хватает. Таня привычно соглашалась, расхваливая удобства городской жизни, но в душе ее застыла печаль по этим местам. Отпуск пролетал незаметно, а печаль становилась привычной спутницей в ее жизни.
Глава 9
Таня помнит этот мартовский день во всех подробностях. Помнит, как синие тени бежали вслед за трамваем, как солнце нагревало щеку сквозь застывшее окно. Ночью был мороз, и промерзший воздух обжигал руки. Трамвай весело бежал, звеня на поворотах. Дыхание паром вырывалось из рта, но Таня не чувствовала холода. Не чувствовала неудобства, сидя на ледяном жестком сидении. Тот мартовский день был наполнен для нее чудесами и радостью. У нее родилась внучка.
- Мама, я кажется выхожу замуж – Эля стояла перед зеркалом в прихожей, густо накладывая синие тени на верхнее веко. Таня неодобрительно наблюдала за ее манипуляциями. Сама она никогда не пользовалась косметикой, разве что чуть смочит носовой платок духами «Красная Москва». Эти духи ей нравились и муж, хотя и не одобрял, но по случаю дарил их. Еще он как-то подарил ей металлическую пудреницу. На верхней крышке зеркальце, внутри светлый порошок. Таня не пудрилась, но коробочку хранила как память.
- Так выходишь или тебе только кажется?