Движение образует форму

Ассоль сняла зал в каком-то большом здании в центре города. Теперь я живу в Хайфе и все думаю, где же это было. Кафе у фонтанчика рядом с театром помню — там мы что-то ели в перерыве и шли от самого здания недолго. Хайфа в тот первый приезд показалась мне заграницей.

Людей собралось немного, невидимкой не станешь. Кого-то я знала по сайту Даниловой. С одной девушкой, приехавшей из Тель-Авива, нас связывала теплая дружба.

На занятиях был и муж Ассоли Игорь. Не князь Игорь, а царь Давид. Высокий, в белоснежных одеждах, он рисовал углем, вместо того чтобы играть на арфе. Как я потом узнала, он играет на фортепиано и гитаре — инструментах новой эпохи. Неравнодушный к поэзии и музыке, этот человек лепил из рисунков скульптуры, переводил их в коллажи, то есть выполнял всю программу. С царственным спокойствием выливал он яркие краски на палитру. Цвета были явно не те. Его цвета — цвета пустыни, охра, светлый песок… Но мы такими не запаслись.

Игорь оказался врачом.

«Каждый практикующий врач имеет склонность к искусству. Одна из причин этой склонности — желание немного отдохнуть, расслабиться, перевести дух, получить от жизни часть той самой энергии, которой он, врач, постоянно подпитывает ее и укрепляет. Методичность для него недостаточна — ему нужна некоторая иррациональность. Он любит музыку, театр, изобразительное искусство. Он творит и сам: пишет стихи, рисует, сочиняет музыку. Он вносит элемент искусства в науку и немного науки в искусство. Он возводит мосты понимания; протягивает дружескую руку представителям смежных профессий».

Так писал другой врач, Карел Фляйшман, в своей терезинской статье «На грани медицины и искусства». В ней же он привел примеры знаменитых врачей, которые внесли весомый вклад в искусство. Вот один из них:

«Имхотеп (Египет, III тысячелетие до н. э.), еще долгое время после смерти обожествлявшийся как маг медицины, был великолепным архитектором, строителем пирамиды в Саггаре и храма Хора. Он был визирем фараона и главным жрецом, астрономом и мастером церемоний, но прежде всего врачом. Говорили, что он был сыном бога Птаха. Это был врач, обладавший универсальным диапазоном знаний, огромным воображением, творческой интуицией, — короче говоря, он обладал всем тем, что необходимо как для строительства зданий, так и для заботы о человеческом здоровье».

Карел Фляйшман был врачом-дерматологом, художником и поэтом.

Игорь изучал китайскую медицину в Непале. Он видит человека, понимает его — и лечит по-своему. С иголками и без. Такие врачи были описаны в русской литературе девятнадцатого века. Они не учились в Непале, но тоже видели человека в его целостности.

«Современная медицина превратилась в коммерческое предприятие, и это повлияло как на характер медицинской работы, так и на образ врача. Он перестал быть гуманистом и сделался роботом, автоматом, который чинит поврежденные людские тела на конвейере. Доктор все меньше и меньше врачеватель, гуманист, художник, работающий с опорой на воображение и интуицию.

Он вынужден быть бюрократом, администратором, писцом, который заносит в формуляры истории болезней, протекающие сплошным потоком через его кабинет. Время стало определяющим фактором, каждая минута на счету. Но куда подевалось творчество?»