Движение Rapid Eye

«Ты не со мной, но мысленно я все равно с тобой. Ты не искусство, но фатальное видение, чувственное, ощутимое. Чувствовать — значит видеть?»

На внутренних уровнях философии, литературы, теологии и метафизики, истинные мастера развивали серьезные эзотерические идеи, основывая новые школы мысли путем синтеза с древними учениями. Самым знаменитым стало учение Джабира эль-Хайана, более известного на Западе как «Гебер». Существительное «гиббериш» — это производное от его имени и очевидной неразборчивости алхимических текстов в целом…

Я иду в лучах утреннего солнца вдоль разрушенной части Чаринг-Кросс-Роуд, из открытых окон неподвижной металлической змеи, тянущейся в сторону центра, доносится звуковое многообразие современного мира. Пока проходишь от огромного «БМВ» до крошечной «Тойоты», создается ощущение, что ты слушаешь пост-интеллектуальный хип-хоп «Cabaret Voltairе». Эл-Би-Си, Би-Би-Си, «Кэпитал», сообщения о действиях ИРА, сливающиеся с «С-Экпресс», Теренсом Трентом Д'Арби и «Eurithmics» — Энни Леннокс говорит с ангелами… «Да да до да-да да да дааа дааа». Некоторые это даже понимают.

Дерек Джармен сидит на стуле в своей маленькой уютной комнате, окруженный лабиринтом своего «гиббериша» и, в буквальном смысле, самим собой — одна рука на затылке, другая — за спиной, он беспрестанно раскачивается всем телом, точно сидит в приемной у зубного врача. Позади него огромное окно, перед ним — огромный письменный стол, пустой, на нем только ежедневник. Двуспальная кровать, в голове которой стоит большой самодельный книжный шкаф, заваленный сотнями книг — психология, биографии, художественные альбомы, оккультизм. Выглядит впечатляюще. Из угла смотрит классический гипсовый слепок головы Мавзола — оставшийся в 60-е от «Слейда», разрушенного, чтобы дать дорогу потоку модернистского американского гигантизма. Белые стены оттеняют прекрасные миниатюры, созданные Джарменом — призрачные золотые фигуры и черепа, нагие серебряные тени и иероглифы, небрежно написанные черной краской c помощью толстой кисти, все миниатюры под стеклом, в тяжелых рамах. Цилиндрическое магическое зеркало, использовавшееся в средневековых лазерных шоу, свешивается с потолка, оно отражает уличную жизнь за окном. Джармен знаком с магией зеркал.

В атмосфере неприглядного соцреализма, «взрослые» фильмы перегружены Содержанием (вся эта чепуха о распавшихся браках). Выпускники, одержимые повествованием о кухонных раковинах и ослепленные американской актерской школой, делают ставку на создание Картины. (Всегда «Картина». Не Кино, не Фильм и уж никогда, ни в коем случае, не Мечта). Все они оставляют маленькую комнату, или возвращаются к ни на чем не сфокусированному визуальному кинематографу Джармена.

За последнюю пару лет он превратился в значительную медиа-фигуру. Но зачастую он оказывается востребован не из-за того, что он делает, а из-за того, что говорит. Человек, привнесший искусство в свою жизнь, больше чем в свою работу.

Бескомпромиссный, абсолютно независимый, Джармен более далек от британского кинематографического истеблишмента, чем любой другой ведущий режиссер, поскольку его по-прежнему считают представителем «серьезного», «артхаусного» кинематографа, который они не желают ни поддерживать, ни понимать. Но он и не стремится быть понятым, используя непопулярный язык художника, язык ангелов, безо всякого сожаления.

Мне случалось встречать его и прежде, он всегда казался мне вежливым, но поглощенным своими мыслями. Поглощенный своей работой, что в случае такого художника-индивидуалиста, честного автобиографа, означало — быть поглощенным собой. Когда Джармен работает, он становится одержимым и кажется, парит над землей, неосязаемый, неприкосновенный, игнорируя всех и вся вокруг себя. Реминисценция «Куин Мэри», покидающей гавань, и в такие моменты самое разумное, это предоставить человеку пространство.

Творец такого масштаба всегда остается загадкой, скрывающейся за фасадом самоуверенности. Отчужденный не только от Мира Кино, но так же и от потребности в аудитории.