Движение Rapid Eye

Налетела желтая пресса. Вопя со своей обычной трибуны фальшивого негодования, они разделывали Пи-Орриджа (с его грантом от Совета по искусству) за омерзительность и безнравственность в колонках, вклинившихся между сенсационными репортажами о сексуально озабоченных клерках и бумажной плотью грудей с третьей страницы. Он подал жалобу на их ложь и неверное комментирование дела Совету по прессе, но было слишком поздно. В глазах Флит-стрит и десять лет спустя Дженезис Пи-Орридж все еще остается «Человеком с тампонами» — весьма грязная работа. В конце концов, разве это не он в 1971-м (за 5 лет до «Pistols») совершил абсолютное преступление; разве он не плюнул в Джона Пила? Да, было дело.

Хотя теперь он с презрением смотрит на свое участие в арт-истеблишменте, говоря, что его мелкобуржуазная ментальность и непонимание того, что он делает, были отвратительны, а его работы, равно как и прочие того времени — в основном, «мусором», образ создался и сохранился; он оказался заключен в рамку собственного творения. Выставка «Проституция» была таким же веским «художественным высказыванием», как и всё остальное в Институте Современного Искусства в то время, но кроме этого она обнажила многое в предположительно либеральном мире искусства и СМИ, и, что важно для нашей истории, Дженезис Пи-Орридж создал единственное заявление, требуемое арт-сообществом в обществе, управляемом средствами информации — личность. «Достижение в каком-то смысле, но в тоже время и камень на моей шее».

Теперь Джен, кажется, пытается отделиться от мира Искусства, применив простую, но действенную уловку. Он заменил слово «Искусство» словом «Магика»/Magick/. Он однажды написал: «Я думаю, что НИКАКОЕ искусство не имеет подлинной ценности. Это результат, но не вещь в себе. Это выражение и описание; это не опыт, это остаток. Это средство. Магика — единственный посредник, который может быть и тем, и другим».

Сознательно отдаляясь от мира Искусства, он успешно избежал влияния поверхностной потребительской этики, которую исповедует арт-истеблишмент. В качестве «художника» Пи-Орридж чувствовал себя подозрительно, неловко и неудобно. Сейчас, как Человек Магики, он чувствует себя прекрасно. Даже если это новое название принесло проблемы, которые не возникли бы у того, кто вцепился в ярлык «Художник», потому что этот термин в обществе все же обеспечивает некоторое понимание и терпимость, в которых отказано этим странным «оккультным» типам.

Когда видеофильм «Catalan» разлагается на статические разряды, маленькая Каресс вяло сползает с кушетки и вприпрыжку пересекает серый как порох ковер, чтобы поиграть с двумя большими надутыми гелием воздушными шариками в форме Микки Мауса, которые бессмысленно болтаются в нескольких футах над полом, — подарок от папы. Старинные кружевные занавески колышутся, комнату оживляет дыхание утреннего бриза из Хэкни, а тем временем Пи-Орридж рассуждает об отсутствии энергии по утрам. Пленка переключается на реальное время.

«Ты ведь знаешь, почему это? Причина очевидно биологическая».

Э-э, биоритмы?

«Нет. Ты допускаешь, что люди испускают частоты, пульсации. Ты знаешь доказательство».

Голофоника Цуккарелли, Черный Ящик, Машина Мечты, тибетские трубы, которые резонируют на частотах, влияющих на наши частоты и вызывающих аудиально-индуцированный оргазм, теория Морфического Резонанса доктора Руперта Шелдрейка — всё от радионики до аур мадам Блаватской, кажется, указывает в этом генеральном направлении. Но как это может влиять на нас по утрам?

Джен снова вспоминает о прошлом, открывая больше о своих подвигах в загадочном «Транс Медиа Исследовании» и, в процессе, больше о силах, которые движут им и Храмом сегодня.

«Я познакомился с ними в 1969-м, они выросли из Взрывающейся Галактики. Люди там рассказывали об этом парне, который раньше был с ними, и который делал странные пластиковые капюшончики со всякими предметами внутри, — Дереке Джармене. Потом, в 1978-м я познакомился с ним лично. Так или иначе, Транс Медиа была очень строгой коммуной. Нельзя было спать на одном и том же месте две ночи подряд. Не было личных денег или одежды. Вся одежда хранилась вместе в коробке, так что ты просто выбирал себе что-нибудь, чтобы надеть сегодня. Ели всегда в разное время. Все имело значение, даже еда. Стандартные рецепты не признавались, так что приходилось импровизировать. Еще мы, например, будили друг друга по ночам в неурочное время. Всё было очень круто».