«Сперва они меня ограбили. Меня сбила с ног какая-то шайка, они шарили по моим карманам, они были отвратительны, они пинали меня. Никогда не знаешь, что делать в таких ситуациях. Меня могли убить, поэтому я даже не сопротивлялся, я даже улыбался им! Я просто смотрел на них, не веря своим глазам, и удивлялся, какого хрена они делают. Помню, что сказал им: «Это и есть римское гостеприимство?» — им, которые били меня, лежачего. Это было безумие. К счастью, итальянские ботинки не такие тяжелые, как ботинки британских бритоголовых, они все носят мягкие туфли от «Гуччи», так что все обошлось сильными ушибами. Они ушли с 50 фунтами и бутылкой «Попперс»… Несмотря на это я по-прежнему люблю Италию».
RE: В Италии дух искусства сильнее. Тебя раздражает британское отношение к искусству?
«Да, там сильнее культурные традиции. Там нет такого напластования, как здесь, вся их классовая система совершенно иная, язык Италии более един… Все просто, если ты флорентинец, ты знаешь, кто такой Микеланджело, независимо от того, кто ты сам, чего никак нельзя сказать о людях в британских городах. В Лондоне не отличат Тернера от Констебля!»
RE: Тогда ты не думаешь, что здесь тебя считают просто эксцентричным претенциозным придурком, снимающим занудные фильмы? Тебя это не волнует? В Италии тебя любят.
«Да, здесь и там — совершенно разное отношение. В Италии меня называют «Маэстро». Это как титул, твое положение. Это все равно, что сказать здесь, что ты Профессор или что-то в этом роде, и ты принят. В Италии принято говорить «Маэстро». Особенно тем, кого пинают по голове!»
RE: Отношение к искусству здесь неприязненное, так что художникам приходится извиняться, защищаться, уклоняться. Это похоже на то, о чем ты говорил раньше, о том, чтобы творить для себя, а не для публики, для высшего блага. Если ты это делаешь, то общество принимает тебя, потому что ты делаешь деньги и выпускаешь продукцию, предлагаешь нечто для развлечения публики. Деньги, о которых ты упоминал.
«Да, но Искусство — это единственное, что имеет значение!»
RE: Но в стране, где господствует индустриальное викторианское отношение к труду, они не производят ничего осязаемо полезного. Если только они не «преуспевающие художники», на которых можно делать деньги. Потому что, по своей природе, художники должны быть эгоистичными ублюдками, которых интересует лишь свой внутренний мир, и которые заняты лишь собой, вместо того, чтобы угождать публике. Как ты можешь…
«Да, но я — полезный, потому что я показываю людям, что они могут сделать для себя. Это самое важное, это должен понять каждый. Сам. В этом смысл и назначение искусства. Хотя следует быть осторожным, называя себя Художником, да. Величайшее искусство — это сидеть на верхушке дуба и ничего не делать. Искусство ничегонеделания — это самое великое искусство. Мне это нравится».
RE: Боюсь, не могу с тобой согласиться, с ничегонеделанием. Ты-то все время что-то делаешь. Ты никогда не прекращаешь работать.
«Нет. Ну, я имел в виду то, что ты сказал: Запад слишком ориентирован на конечный Продукт, самая великая же вещь — это способность не создавать ничего. Но, отвечая на твой главный вопрос, который был связан с Италией… это реальность, я полагаю, что если мне позволят, я буду жить в Италии. Но я этого не хочу. Здесь гораздо интереснее, потому здесь много спорного, противоречивого. Я могу получить широкое признание, если я захочу, это подтверждают некоторые моменты моей жизни».
Один из таких моментов имел место в 1980 году, после его экранизации «Бури», с Тойей в роли Миранды, Хиткотом Уилльямсом в роли Просперо и Элизабет «Штормовой» Уэлч в роли Богини, он получил признание критики и даже небольшую прибыль. Теперь он мог получить реальные деньги, создать еще более значительный, искренний фильм или запродаться «Канал 4» и делать для них альтернативный кинопроект. «Все эти «божоле нуво» и убогие скандинавы, конопля в горшках повсюду… канал для любителей приключений». Но, ничего удивительного в том, что он этого не сделал. Циничные критики могут сказать, что он и не мог этого сделать. Лишь оставаясь богемным, свободным и одиноким, работая для себя, ни перед кем не отчитываясь, он может выжить просто не идя на компромисс. Но эта точка зрения — избитое оправдание для всех форм компромиссов и лени.
Во-первых, никто не обязан жениться, никто не обязан иметь детей, никто не обязан брать ссуды, покупать машину или телевизор. Это всего лишь вопрос приоритетов. И у Джармена никогда ничего этого не было. Меж тем, лос-анджелесская деревенщина упорно снимает мульти-миллионные блокбастеры, чтобы избавиться от судебных приставов, а ведь многие из них когда-то были молодыми британскими революционерами.
RE: Ты ведь мог стать капиталистом, большим человеком.
[Он в ответ на это широко улыбается.]