Движимые (ЛП)

Заставляю себя спросить человека, обеспечившего мне будущее, о женщине, которая отняла у меня всё. Мою юность. Мою невинность. Мою веру. Мою способность любить. Самого себя.

Представление о безусловной любви.

— Сын? Все в порядке? — из-за моего молчания в его голос закрадывается беспокойство. — Колтон?

— Папа… — я задыхаюсь, горло словно забито песком.

— Ты пугаешь меня, Колт…

Трясу головой, чтобы взять себя в руки.

— Извини, пап… я в порядке. Я в норме. — Слышу, как он громко выдыхает на другом конце провода, но молчит, давая мне мгновение собраться с мыслями. Он знает, что что-то не так.

Ощущаю себя тринадцатилетним, когда я снова облажался. Этот подростковый страх заполняет меня — боюсь, что, если надавлю слишком сильно или еще раз облажаюсь, они отправят меня обратно. Они больше не захотят меня. Самое смешное, я думал, что давно победил этот страх, но как только вопрос повис у меня на языке, всё вернулось. Ужас. Незащищенность. Необходимость чувствовать себя нужным.

Страх подавляет мои слова.

— Я… э… у меня только один вопрос. На самом деле не знаю, как спросить об этом…

Тишина заполняет линию, и я знаю, мой отец пытается разобраться, что, черт возьми, со мной не так. Почему я веду себя как маленький мальчик, каким был раньше.

— Просто спроси, сынок. — Это всё, что он говорит, но его тон — этот успокаивающий, поддерживающий во всём тон — говорит мне — он знает, что-то вернуло меня к тому периоду времени. И хотя всё, что я чувствую — это страх и неуверенность, всё, что я слышу — это терпение, любовь и понимание.

Делаю глоток воздуха и с дрожью его выдыхаю.

— Ты знаешь, что с ней случилось? Где она сейчас? Что с ней стало? — Мои пальцы дрожат, когда я провожу рукой по волосам. Не хочу, чтобы он волновался или думал, что я хочу найти ее и… Не знаю, что она из себя представляет. Примирение? Хрена с два, нет. Никогда.

Но меня до чертиков пугает, что сама мысль о ней — всего лишь мысль — может заставить меня так думать. Может трахать мне мозг больше, чем сны.

— Не важно, я…

— Колтон… всё в порядке. — Его голос наполняет уверенность.

— Просто я не хочу, чтобы ты думал…

— Я ничего не думаю, — успокаивает он так, как только отец может успокаивать сына. — Вдохни поглубже, Колт. Всё нормально. Я долго ждал, когда ты спросишь…

— Ты совсем не сердишься? — Единственное, что в страхе я могу произнести.

— Нет. Ни капельки. — Он вздыхает, смирившись с тем, что небольшая часть меня всегда будет волноваться, независимо от того, сколько времени прошло.

У меня такое чувство, будто с моей груди сняли вес в сорок пять килограммов. Освобождая меня от страха спросить.

— Правда?

— Это естественное любопытство, — уверяет он. — Нормально хотеть узнать о своем прошлом и…

— Я знаю всё, что мне нужно о своем прошлом… — слова выходят шепотом, прежде чем я могу их остановить. Молчание повисает на линии. — Просто я… черт бы побрал эту Райли… — бормочу я в раздражении.

— Тебе снова снятся сны, не так ли?

Я изо всех сил пытаюсь ответить. Хочу рассказать ему, потому что чувствую себя обязанным быть честным после всего, что он для меня сделал, и в то же время чувствую необходимость лгать, чтобы он не беспокоился о воспоминаниях, которые искалечили меня в детстве. Чтобы он не вспомнил, насколько губительными они были. Чтобы не выяснил всего, что происходило.

— Я видел это в твоих глазах, когда вернулся из Индонезии. Ты в порядке? Тебе нужно…

— Со мной всё в порядке, пап. Просто Райли спросила, знаю ли я, что с ней случилось. Что, возможно, если бы я знал, то мог бы поставить на этом точку. Суметь закрыть кое-какие старинные двери…

На мгновение он замолкает.

— Я следил за ней какое-то время. Хотел убедиться, что когда она выйдет из тюрьмы, то не вернется, чтобы попытаться отыскать тебя или создать тебе проблемы, когда ты только начал приходить в себя. Я перестал около десяти лет назад, — признается он, — но я позвоню детективу, услугами которого пользовался, он знает о ее повадках лучше, чем кто-либо, и мы посмотрим, что он сможет найти. Если это то, чего ты хочешь…

— Да. Спасибо. Просто я…

— Не нужно объяснять, Колтон. Делай то, что считаешь нужным, чтобы восполнить те фрагменты, которые ты всегда чувствовал, у тебя отсутствовали. Мы с твоей мамой знали, что этот день настанет, и мы хотим, чтобы ты сделала всё, что должен, чтобы обрести покой. Мы не против.

Зажимаю переносицу и закрываю глаза, борясь с обжигающими слезами.

— Спасибо, папа. — Больше я ничего не могу сказать человеку, который дал мне жизнь после восьми лет смерти.

— Конечно, сынок. Я позвоню тебе, когда будут новости. Люблю тебя.

— Спасибо, папа. Я тоже.

Собираюсь повесить трубку, когда он снова говорит.

— Колтон?

— Да?

— Я очень горжусь тобой. — Его голос дрожит от волнения, что в свою очередь заставляет меня проглотить комок в горле.

— Спасибо.