Двое

Фена и расчески я не нахожу, а поэтому еще раз прочесываю волосы пальцами, складываю одежду стопкой и, не придумав лучшего способа ее разместить, кладу на край пьедестала вместе с полотенцем. Снова смотрюсь в зеркало. Я красивая и знаю, чего хочу. Не собираюсь волноваться. Слишком большой путь проделан.

Покинув теплый влажный воздух душевой, я выхожу в коридор и прислушиваюсь. Приглушенная вибрация голоса Булата долетает справа, и я на нее иду до тех пор, пока не упираюсь в приоткрытую дверь. Даю себе секунду на то, чтобы побороть внезапное волнение и собраться с мыслями, и переступаю порог. 

Комната оказывается спальней. Как и везде, в ней тоже много пространства и света, а еще есть огромная кровать с высоким подголовником. Хозяин квартиры, прислонившись бедрами к комоду, разговаривает по телефону. Белоснежная рубашка выправлена из брюк и расстегнута на несколько пуговиц. 

Заметив мое появление, Булат фокусируется взглядом на мне, ощупывает с ног до головы. Его бровь едва заметно дергается вверх, глаза сужаются. 

— По телефону о таких вещах говорить не стоит, Газиз. Давай завтра в первой половине дня встретимся. Наберу тебе. Отбой.

Он кладет телефон на комод, выпрямляется. От пристальности его взгляда мне становится неуютно, а еще возникает желание спрятать ступни, чтобы он не видел ссадин.

— Так гораздо лучше, — негромко резюмирует он. 

Скорее всего, это комплимент, но он совсем меня не радует. Наверное, потому что в его голосе нет ни теплоты, ни восхищения. 

— Подойди.

Мне снова хочется ему возразить и сказать, чтобы подошел сам, но я себя одергиваю. С ним нужно быть умнее и действовать по-другому. Если уж противостоять, то не в мелочах, а ради чего-то действительно стоящего.

Пока я шаг за шагом сокращаю расстояние между нами, напоминаю себе, что не он один в этой комнате имеет власть. У него есть ко мне интерес, мне нужно помнить об этом и не продешевить.

Я останавливаюсь в метре от него, смотрю ему в глаза. Они у него красивые: глубокого кофейного цвета, а еще я никогда не видела таких темных густых ресниц. 

Булат молча обводит взглядом мое лицо: лоб, брови, нос, губы. Мне не за что переживать. Кожа у меня идеальная без пудры и тональников.

— Разденься, — коротко требует он, не сводя с меня глаз.

Я накрываю пояс халата ладонью и щурюсь. Пришло время делать ход.

— Если ты хочешь со мной переспать, мне нужны гарантии того, что завтра ты не выкинешь меня на улицу. Предлагаю тебе заключить договор прямо сейчас. Я отдаю тебе себя в пользование, а ты обеспечиваешь меня жильем и деньгами, — я раздвигаю губы в улыбке и понижаю голос до соблазнительной тональности. — Обещаю, я буду очень послушной девочкой.

От услышанного его лицо почти не меняется, разве что взгляд становится жестче.

— Я сказал, «разденься».

Я крепче вцепляюсь в тряпичный узел, не зная, как поступить. Я хочу быть уверена, что все затеяла не зря. Готова выполнять его приказы, зная, что оно того будет стоить. Если я сейчас легко сдамся, то это будет означать безоговорочно принять его превосходство. Он еще меня не купил.

— Сначала мне нужны гарантии, — говорю тихо, но твердо.

Вместо ответа Булат небрежно сбрасывает мою кисть с пояса, резко дергает. Я вздрагиваю, когда полы халата распадаются, обнажая кожу. Хочется закрыться и отступить, но я не собираюсь показывать ему слабость.

— Снимай.

Я вытягиваюсь струной, задираю подбородок и, по очереди дернув плечами, высвобождаюсь от тяжелой ткани. В конце концов, ему нужно видеть то, что он покупает. Стесняться мне нечего.

Его взгляд будто нехотя сползает с моего лица, скользит по шее, ключицам, замедляется на груди. Кожа покрывается ознобом, стягивает соски. Волнение достигает максимума и чтобы как-то его замаскировать, я втыкаю руки в бока и принимаю расслабленную позу:

— Ну и как? Нравится?

Булат не реагирует на сказанное, продолжая исследовать мои ноги, лобок, живот. Наверное, это к лучшему. Так он будет больше меня хотеть.

— Грудь настоящая? — наконец, спрашивает он, и в его тоне режутся новые ноты: вибрирующие и хриплые.

А вот это уже точно комплимент. Хорошо.

— Силикона нет, если ты об этом, — говорю с ироничной усмешкой. — И губы у меня тоже свои. Теперь, раз уж ты все разглядел, можем перейти к договоренности…

— Ты здесь не диктуешь условия.

Я дергаюсь, когда его жесткие ладони ложатся мне на талию и, развернув, толкают животом к комоду. Дыхание сбивается, пульс начинает молотить в утроенном режиме. Широко распахнув глаза, я разглядываю матовую поверхность стены, пытаясь справиться с дрожью. Так не должно быть. Мы еще ни о чем не договорились.

Звуки за спиной сменяются один за другим: звон пряжки ремня, шорох расстегиваемой молнии, шелест фольги. И внезапно ко мне приходит осознание, что я ничего не контролирую, и что любая моя попытка манипулировать будет высмеяна и уничтожена.

— Ноги шире поставь, — рука Булата обхватывает мой живот, коротко дергает вверх, фиксирует.