Психологи твердят: «Нормально, когда происходит плавное угасание страсти, перерастая в существование иного качества, хорошо, если с уважением». Василий Никанорович не принимал и не желал себе подобного исхода, он считал его примитивным конгломератом общественно-политической установки. Такому при его жизни не бывать. Никогда! В его основе заложилась вечная жизнь, вечная молодость души. Грела душу летучая фраза: «Любви все возрасты покорны». Остальные толкования – не что иное, как напоминание о грядущей неизбежности: глубокой яме, полному мраку – твоему концу.
Глава 17
– Владимир Борисович, просыпай-те-сь, Влади-мир, – доносился невидимый из-за высокого травостоя женский голос.
Вовчик шел по бескрайнему лугу, пытаясь поймать в обзор, поднимаясь на цыпочки, зовущий его голос. По животу секли жесткие стебли травы, лицо щекотали огромные ромашки. А невидимый голос настойчиво звал: Влади-ими-ир. Вовчик с усилием разлепил тяжелые веки – в лицо ему улыбалась Лариса.
– Вот мы и проснулись, как ваше самочувствие?
– В первое мгновение мне захотелось назад – там яркое солнышко, там цветущий луг, – прошептал он.
Лариса его услышала.
– Доктор сделал все, чтобы вы увидели тот луг наяву. Операция прошла успешно, однако полежать некоторое время придется. Укольчик, пожалуйста. Осторожно, я сама, меньше двигайтесь.
Игла неслышно вошла в руку.
– Я просила Сергеевну пока не приходить. Через три денечка – пожалуйста.
– Что стряслось в моем организме? Сознание в тумане, где быль, а где небыль? Мы разве с вами на «вы»?
– Вы – выздоравливающий пациент, я – обслуживающий персонал. Так положено. Все трудности позади, у вас элементарный аппендицит, слегка усложненный. Все по-за-ди! Вы теперь не только внук моей несравненной Сергеевны, вы мой подопечный. Случится попасть после больницы на реальный луг, могу предположить некоторую фамильярность.
Лариса заступила на смену и в течение всего дня, занимаясь работой, со стороны наблюдала за Вовчиком. После операции он температурил – червеобразный отросток лопнул под руками хирурга. Промывка брюшной полости затянулась – операция проходила три часа. С перитонитом шутки так же плохи, как плохи песни соловья в когтях у кошки. Спасло Вовчика везение и чудо с именем Лариса. Останься он без помощи до утра, его молодая жизнь могла на этом завершиться. Засомневайся Лариса в диагнозе, не прими быстрого и кардинального решения, Вовчику пришлось бы скверно. Под воздействием препаратов Вовчик дремал. Персонала не хватало, приходилось частенько брать чужие смены – назавтра выход в ночь. Отколов препараты по назначениям, Лариса присела в сестринской. В дверь заглянул оперировавший хирург, тридцатилетний Виктор Андреевич.
– Управилась, расслабон ловишь, – кинул он, заглядывая в дверь. – Ты в курсе, надеюсь, телевизор не игнорируешь? Написал заявление на бессрочный отпуск, хочу пустить в кровь адреналинчик, решил ехать на Донбасс. Зайди, покалякаем. Я – в процедурке.
Они общались на короткой ноге, по-дружески, в коллективе ничего не скроешь. После планерок медсестры шепотком все ставили по своим местам. Кто-то случайно узрел, кто-то догадался. Виктор общался с медсестрой из терапии, практически не скрываясь. По настроению – заточен на флирт. Девочка яркая и не самых строгих правил.
«Черствеешь душой», – думала Лариса, будучи приглашенной в рамках отделения на «по пятьдесят капель». Закусывали, имея в памяти раскрытую незадолго до мероприятия брюшную полость. У Ларисы не получалось исключить из сознания виденное недавно – она крепилась. Не сопереживать не получалось, каждый тяжелый случай она дожевывала дома, порой старалась не замечать небрежности хирургов. Виктор родился хирургом, руки у него росли из нужного места, и она прощала ему заигрывания с каждой мало-мальски смазливой девочкой. «Черт побери, Виктор с хорошей генетикой, а не родить ли для себя от него, в конце концов. Если подкатит по этой части, можно и согласиться. Через два года тридцатник бахнет, где мой герой? Сергеевна наивна: зачем я, старуха, двадцатилетнему мальчику? Для нее, как для всех возрастных, такой плюс-минус неощутим».
Лариса помнила о приглашении, встала, мельком заглянув в палату Вовчика, – тот безмятежно спал.
Глава 18
Отец встретил Матвея настороженно.
– Понимаю, не маленький, мог в любом случае микрозвоночек какой в общении выкроить. Под утро ведь пришел? Матюша, ты сам не свой!
– Ты прав, папа, – я сам не свой. Разберусь, расскажу как-нибудь. Звонок впредь обещаю. Получилось так, сам не ожидал, спонтанно все вышло.
– Лишь намекни, без мамы, мне лично. Мужик мужика более чем поймет. У Нелли пропадал? Вижу, замешана женщина. Тогда все ладно.
– Папа, ты у нас психолог от бога, в точку попал, но это не Нелька.
– Бывало, на улицу не выгонишь. Армия и возраст вносят коррективы. Догонишь еще свое, не проморгай большое, светлое, настоящее. Судьбина может только однажды нужное подкинуть – дуракам случается и дважды. Не буду изгаляться, прочитал ты поболее меня, чай, знания не отскочили брызгой от раскаленной сковороды.