Собираясь в гости, Лариса волновалась. Больше года у нее не было связи с мужчиной. «Как вести себя? Изображать недотрогу? Вспугну ведь, не для того позвал. С опытным мужчиной надо быть пораскованнее».
Белье надела из запасника – все новое. Оглядела себя в зеркало: «Попочка круглая, слегка вздернута, грудь в нормативе отличной. Что они находят в огромной груди? Буду самой собой, все, что есть, перед вами в неглиже». Она видела его пассию: штукатурки больше, чем натуры, и грудь сверх меры, небось, силиконовая, в тщедушном тельце. Молоденькая – один плюс, правда, большой. Такие интересными собеседницами не бывают, а гонки ночные быстро оскомину набивают. Хотя глазки его шаловливые так и раздевают. Что-то он заслужил по своим внешним данным, а заслуженным редко кто не воспользуется. Юбку по моде, укороченную, сиреневую кофточку. «Слегка оттенить глаза, губы навазюкать рубином, знаю свое достоинство – пухлые губы, пусть усиливает эффект. Так-так, лицо пока не поехало». Осмотрелась в зеркало – явных изъянов не обнаружилось. «Забыла надухняриться. Пожалте самый что ни на есть чуток. И вот здесь, в разломе грудей». Обтянула юбку, озирнулась в зеркало напоследок. «Черт, а сердчишко-то не на месте?!» Достала парочку таблеток валерианы – всухую проглотила, подержала в руках третью и, подумав, вернула назад. С убойными средствами Лариса не дружила, даже при бессоннице – старалась самоубеждением.
На улице стемнело. Такси всегда игнорировала, общественный отвергла. «Время нелимитировано. 19:30, какая разница? Как раз время взять себя в руки». Стараясь о больнице не думать, напрягла память на лирику. О!
Лирическое отступление из «Евгения Онегина» помнила со школы наизусть. Прочитала на уроке, тем и прославилась. Медленно, несвойственно себе, Лариса вышагивала павой в нужном направлении. Стало весело. «Отчего, собственно, волнение?» Пушкинский блок крутился в голове, все больше веселя.
«Еще бы Штрауса подключить, зажечься ”Прощанием с Петербургом“. А почему ”Прощанием“? Потому что в унисон состоянию: резво, задорно, но грустно…
Таб-леточ-ки, начинайте тормозить. Надо было третью присовокупить и водой запить для ускорения».
Глава 27
– Пап, мам, а вертолетик не хочет лететь, – кричал им Ванюша.
Матвей подошел и развел руками.
– Все, Ванечка, моторесурс закончился, вертолет устал. Подзарядим и снова полетаем.
Эльвира согласно кивнула головой.
– Хорошего понемножку, и ужинать пора. Вы к нам на чашечку чая не откажетесь? – спросила она у Матвея.
– Папе не предлагают, папа сам идет, – пошутил Матвей. – Назовите квартиру, сбегаю за выпечкой и вернусь.
– Вы не держите меня совсем уж бесхозяйственной. Не далее как вчера налепила «картошку», ждет нас в морозилке. Сладость моего детства – вам понравится.
– Тогда пас. Пошли, малыш, отведаем маминой картошки, любимой сладости и моего детства, а кукла вздремнет пока.
Поднялись на третий этаж – вошли в квартиру. Ванюша деловито указал на место Матвею в шкафу.
– Вешай на свое место, мамочка не любит, когда одежду бросают.
Сам он по-хозяйски повесил свою курточку на нижний крючок.
– Туфли ставь сюда, рядом с моими, запомни свое место. Ты долго не был у нас, мог забыть наши порядки. Пошли мыть ручки.
Эльвира стояла у двери, опустив руки.
– Такой он у нас хозяин. Не удивляйтесь.
– Мой ручки первым, а я уложу спать куколку.
Матвей онемел, не без спрятанной в губах улыбки, покорно исполнил все его указания.
Вернувшись из своей спальни, Ванюша поинтересовался, какое полотенце выделили Матвею, и остался неудовлетворен выбором.
– Мамочка, почему ты не дала папе его большое мягкое полотенце?
– Сынок, оно для бани. Я повесила среднее, для рук и лица.
Но Ванюша уже не слушал, он вскарабкался на высокий стульчик с подушкой.
– Иди, иди, мама на твое место никого не пускала, даже дядю Женю.
– Красивая у тебя кашка, с чем она? – спросил Матвей, увидев что-то необычное у него в тарелке.
– И вам положить? Манная каша с тыквой. Только в таком сочетании можно заставить его есть эту кашу. Манную едят дети, а Ванюша у нас ушел от того возраста.
Мальчик с аппетитом орудовал в тарелке.
– Картошку есть будем с вами, – улыбнулась Эльвира, – с утренним чаем он возьмет свое, нам жидкость на ночь противопоказана. Извиняюсь, спит как убитый.