Двое и одна

Чувства, не ясные мне самому, бушевали во мне. Не обращая внимания на нее, попробовал вглядеться пристальней в свои воспоминания. Пролез с огромным трудом на свалку в самом дальнем углу памяти и начал вытаскивать их наружу. Они казались расплывчатыми, выцветшими фотографиями, сделанными когда-то во сне. Многие были наполовину засвечены. Но тление их не коснулось. Тишина осторожно похрустывала вокруг. Снял очки и одно за одним стал подносить их совсем близко к глазам. У меня проблема с обратным зрением. Близорукость. Замусоленные края слегка оплыли. Но в центре можно было увидеть, как копошатся смутные женские тела. И только лица видны были отчетливо. Не лица даже, но одно лицо. Говорящее лицо моей жены. С дотошностью человека, которого много обманывали, я рассматривал, точно сличал с оригиналом, едва заметные в нем водяные знаки неутоленных желаний. Может быть, пропустил что-то очень важное? Перетасовывал и раскладывал воспоминания снова и снова. Каждый раз немного по-другому. Задавал себе один и тот же вопрос: «Почему она это сделала, сделала сразу же после свадьбы?» Ответа, который я искал, среди них не было.

Плотно стиснутым ртом она сделала сложное, похожее на восьмерку движение, перекатывая под языком какое-то гладкое слово. Потом решительно подняла свою пузатую рюмку. Гранату с колышущейся в ней золотистой взрывчаткой, которую собиралась в меня метнуть. Но раздумала, покрутила ее и одним длинным, всхлипывающим глотком вплеснула в себя то, что осталось. Отблеск пролившегося коньяка стекал по губам, придавал тому, что она произносила, терпкий опьяняющий аромат.

Недавно она начала пить в одиночку. Почему-то тут тоже я был виноват… Длинные ногти выстукивали военную походную дробь на стеклянном столе. Может быть, она заметила, что я не слушаю, и пыталась привлечь внимание? Или это уже сигнал к атаке?

– С тобой поговорить можно?

– А до сих пор что ты делала?

– Пыталась хоть что-нибудь сказать. Но тебя ведь здесь нет.

Вспыхнувший лучик, отразившийся от обручального кольца, как дирижерская палочка летал над моей головой. Взяла зажигалку, несколько раз щелкнула, – огня не появилось, – повертела в руках и снова положила на стол. Ее маленькие смутные жесты понемногу выплескивались наружу, подкрадывались, налезали друг на друга, незаметно облепляли со всех сторон. И ливень слов обрушивался на меня.

– Если бы ты хоть мог еще кого-то полюбить! – Она испускает, как видно, давно заготовленный вздох. – Хотя бы самого себя! – Ей явно хочется хоть в чем-то утвердить свое превосходство. Тут даже умение любить себя сойдет. – Так даже на это не способен! Ну скажи, когда ты последний раз смеялся?

– Вчера. Ну и что?

– А то!.. – рикошетом произнесла она свой короткий, но несколько риторический ответ. – Ты как злой подросток, вдруг превратившийся в старика! В осторожного, равнодушного старика!

Я точно помнил, что она говорила в точности то же самое уже раз пять раньше.

– Вообразил себе свое революционное прошлое и поверил в него. – Обиды, бесконечные обиды ее прорастали, заслоняли все вокруг, сами собой размножались каким-то им одним присущим вегетативным способом. Ответвлениями, кривыми отростками ответвлений. Заполняли полностью. Принимали форму ее души. Сразу же озвучивались. Короткие, сухие фразы вспыхивали от любой искры, поджигали новые слова. И пламя разгоралось.

Теперь, когда Лара ушла из дома, можно вслух говорить… И чего ее так злит мое прошлое? Или по сравнению с ним ее благополучное существование в Союзе… Но в одном она права. Кто спорит. Нельзя жить с вывернутой шеей… Часть меня состарилась тогда, в просторном, отделанном деревом кабинете Мертвого Дома. Ромбоносные капитаны позаботились. Становится заметно. Время в Ленинградском Зазеркалье шло гораздо быстрее, чем здесь. И все, что обозначалось там вязкими, изжеванными словами «наша жизнь», к размашистой дерзости никак не располагало…

– Давно надо было тебя бросить… Ведь я еще могу нравиться. – Совсем уверенно произнести это ей все же не удалось. – Ты и раньше, тогда в самом начале, любил не меня, а свою любовь ко мне. Я же видела… Только она по-настоящему была нужна… Отчего ты не отвечаешь? Сколько можно смотреть на улицу? Там нету ничего!