Это было похоже на гипноз. Гапон завораживал, притягивал к себе, заставлял себя слушать. Позолоченный крест болтался на шее маятником и зачаровывал, вводя в легкий транс. Он без труда находил нужные слова, подбирал ключик к собеседнику, давая ему то, что тот хотел слышать. Вот и мне стоило немалых трудов, чтобы вырваться из его обаяния, стряхнуть наваждение. И если бы я не знал, чем закончатся его инициативы, сколько прольется крови, я б, наверное, поддался его уговорам и, виляя хвостом, побежал бы навстречу. Но не сейчас. К тому же, насколько я помню из противоречивых «доказательств» моих современников, Гапон не только работал на охранку, но еще и активно заигрывал с настоящими революционерами, с прожженными мастерами своего низкого и «благородного» дела.
— А вот мне интересно, — вставил я, с огромным трудом перебивая попа. — Менять отношение властей к рабочим это ваша инициатива или Сергея Васильевича? Насколько я понимаю, цель у Зубатова несколько иная. Он просто хочет дать людям законную возможность договариваться с фабрикантами и не более. Так, чтобы те не выходили строить баррикады на улицах. А по вашим словам выходит, что вы чуть ли не революцию предлагаете устроить.
— Да нет же! Поймите! — с жаром набросился на меня Гапон. — Мы с вами — сила! Как мы с вами захотим так все и случится. И Сергей Васильевич нам с вами в этом поможет. Объединив наши усилия, мы сможем поменять законы….
— Стоп! — поднял я руку предостерегающе, — Не торопитесь. Вам стоит знать, что я не стремлюсь менять законы. Я не желаю заниматься политикой и пытаться повлиять на царя. Это кончится большой кровью. Мое дело — бизнес. Получение прибыли у меня стоит во главе угла. И если вы думаете, что я какой-то другой фабрикант, чем-то отличаюсь от остальных, то вы глубоко заблуждаетесь. Прибыль для меня сейчас важнее чем мои рабочие.
— Постойте, а как же тогда восьмичасовой рабочий день? — удивленно вопросил Гапон.
— А никак. Просто мне это выгодно. Я неплохо зарабатываю на лицензионных отчислениях и могу себе позволить сделать послабление в рабочем графике. И это мне окупается сторицей. Опять же — брака и травматизма меньше. А я не люблю оторванных конечностей.
— А профсоюз?
— Удобная игрушка пустить пыль в глаза, — с ходу соврал я. — Рабочие думают, что их права защищают и потому они более послушны. Хоть это и стоит мне немалых денег и приходится идти на некоторые жертвы.
— Подождите, а как же страхование?!
— Хороший источник дополнительного заработка. Опять же — про меня все узнали, и я гораздо легче привлекаю нужных мне специалистов. Так что, святой отец, вы во мне очень сильно ошибаетесь. Я совсем не социалист и потому я не окажу вам никакой поддержки. И к Шабаршину я вас не подпущу. Испортите мне человека, а выгонять мне его не охота.
Мой «откровенный» ответ Гапона озадачил. Он сдвинул брови, задумался. И замолчав, он развеял свои чары, и вот, передо мною сидел уже не кумир толпы, любимец публики, а обычный человек, облаченный в мятую рясу и слегка растерянный. Обычное лицо обычного человека. Глаза его бегали из стороны в сторону, не могли поймать нужную мысль. А я окончательно вышел из-под магии его харизмы и подвешенного языка. И больше на нее не поддавался. Конечно же, я соврал ему про то, что не желаю менять законы. Еще как желаю, но не сейчас. Не подходящее для этого время. Вот после «кровавого воскресенья», когда власть пойдет на уступки, тогда и можно будет поиграть в политики. А пока мне следует сидеть на пятой точке ровно, не шелохнувшись.