— … так вот, что-то у них там не задалось и при Английском дворе посмотреть синему так и не получилось. По слухам, теперь туда отправили одного из ваших работников, чтоб значит он там во всем разобрался, — он сделал продолжительную паузу, пытающее поглядывая на меня. Хотел, чтобы я сам догадался о чем пойдет дальше речь, но, не найдя в моих глазах понимания, вздохнул и продолжил. — Мне тут через фельдъегерскую службу пришло письмо от…, ладно…, не важно кого. В-общем, должен вас спросить — у вас имеется еще одна копия этой синемы?
— Возможно, — аккуратно произнес я. — А о какой конкретно синеме идет речь? Я для Императора снял две ленты.
— Речь идет о бале. У вас есть она?
— Да, эта лента у меня с собой.
И тут Алексеев шумно и с облегчение выдохнул. Хлопнул довольно по столу:
— Замечательно, просто превосходно! Вам необходимо срочно же отдать эту пленку мне, а я ее отправлю в столицу А там через дипломатическую почту ваша пленка уйдет прямиком в Лондон. Слава Богу, что она хоть у вас сохранилась! Это большое везение.
— Подождите, — непонимающе подал я голос. — Помнится, мы для Императорского двора сделали десять копий. Что с ними случилось?
Он вздохнул и развел руками:
— Сгорели ваши копии. Все разом.
— Как так?
— Подробности мне неизвестны. Только ваша чудом и сохранилась. Поэтому прошу вас передать ее мне, а я отправлю ее в столицу.
— Но постойте, а негатив, что был у нас в архиве? А та копия, что Император уже отправил в Лондон?
Алексеев развел руками.
— Я этого не знаю. Знаю только, что и эту копию посмотреть нет никакой возможности. Господин Рыбалко, надеюсь, вы понимаете какой важности просьба Императора? Отказывать никак нельзя.
Я обреченно кивнул. Тут уж действительно не откажешь. А ведь мне было жалко отдавать последнюю копию своего выстраданного фильма. Я столько сил на него положил, столько нервов. А что если и эта лента исчезнет? Что тогда? Все труды прахом?
Глава 4
И я Алексееву высказал все свои опасения. Расписал в красках все свои страхи и попросил его поспособствовать тому, чтобы лента в Питере прежде попала в наши руки и мы смогли сделать с нее новый негатив взамен утерянного. И наместник, недолго думая, заверил меня, что укажет мою просьбу в письме к Николаю. Ну а перед тем, как передать ленту, он с укором произнес:
— Вот вы, дорогой Василий Иванович, столько времени уже в Артуре, а свою знаменитую синему мне так еще и не показали. А я, между прочим, и обидеться могу.
— Ваше Высокопревосходительство, — вздохнул я, — я б с радостью вам бы ее продемонстрировал, но не могу по двум обстоятельства. Первое — я в Артуре не могу найти подходящее помещение для обустройства удобного просмотра. Те здания, что я подыскал для этой цели не подходят, слишком уж неудобные и маленькие. Вторая же причина это личный запрет Императора на показ этой ленты народу. Сами понимаете, ослушаться я не могу.
Но наместника оказалось просто так не провести. Он волевым жестом осек меня и произнес:
— Если вам Император запретил показ, то зачем вы взяли сюда свою синему? Уж не затем ли чтобы показать ее мне? Не надо юлить, я, все-таки не простой народ. Во мне течем императорская кровь! Поэтому, прежде чем вы передадите мне свою ленту, я приказываю вам мне ее показать. Чтобы мне знать о чем там речь идет, о чем зашумел британский двор. И если для вас нет подходящего помещения в Артуре, то поищите его в Дальнем. Уж там-то выбор куда как больший. И прошу вас настойчиво — сделайте это в кратчайшие сроки, — совсем уж жестко закончил он.
Залу для своего фильма в Дальнем я нашел без особых проблем. Там тоже был свой театр, захудалый, непопулярный, но помещение имелось вполне подходящее. Владельца даже уговаривать не пришлось, тот с радостью позволил арендовать зал на два месяца, а сам с труппой снялся с места в поисках лучшей доли. Говорили, что подался в Харбин. Там тоже много русских охочих до развлечений.
Обустройство у меня прошло по накатанной. Оборудование расставлено, экран расправлен и натянут, кресла для важных персон выставлены так, чтобы всем было удобно наблюдать. Я сам встал за аппарат, положил под патефонную иглу подходящую пластинку и, дождавшись, когда Алексеев со свитой умастят свои зады, начал показ.
Происходящее на экране восхитило их. Это действительно было великолепно. Нарядные костюмы, горделивые и величественные лица, великолепные, осанистые фигуры. И Император с Императрицей сняты с самой лучшей стороны. Ни тени усталости, ни толики раздражение — лишь ясные взгляды и приветливые улыбки. Много крупных планов, много танцев и веселья. И хоть мое кино было немым и пластинка не особо выручало, но действо на экране всех так захватило, что казалось зрители словно слышат ту музыку. А может просто по танцевальным па они догадывались, что именно сейчас играет и в такт неслышимой музыке, шевелили губами.