Двое из будущего. 1904-... (СИ)

Терпеть подобное было нельзя. И потому военные, а вскоре и простые гражданские приступили к разбору тех завалов, откуда запах шел наиболее сильно. Работа эта была тяжелой и грязной, но совершенно необходимой. И если солдаты, перебрасывающие друг другу кирпичи, делали это из-под палки, под принуждением и не имели от этой работы ничего кроме усталости, то гражданские лица, кои были привлечены, получали за свою помощь неплохую продуктовую пайку. И потому неудивительно, что вскоре на разборе завалов оказалась почти вся гражданская публика, от самых малых, до самых старых. Весь город, пользуясь возможностью набить хоть как-то брюхо, выполз на общественные работы.

К концу марта в город пришли новости, что Куропаткин, восполнив потери, пошел в нашу сторону. Оставив Мукден, он в течение нескольких недель грозился подойти к Квантунскому полуострову. Куда ушел японец от Мукдена и где встал в оборону, нам не было известно. Но по слухам будто бы он расположился где-то поблизости от Цзинь-Чжоу, заняв близлежащие сопки. А это от нас где-то в шестидесяти-семидесяти верстах по прямой. То есть совсем близко. И если слухи были верны, то это значит, что японцы встали в оборону в самом узком месте полуострова, там, где они могли с наибольшей эффективностью отбивать атаки превосходящих сил противника. Конечно, для Куропаткина подобное положение дел сильно невыгодно — штурмовать горы с укрепленными на них силами занятие, требующее грамотной подготовки и решительных действий, а порою и жертвенности. А на подобное наш Главнокомандующий способен не был. Та победа под Мукденом не иначе как божиим провидением никем и не воспринималась.

Вообще, японцы, оседая на перешейке полуострова, вставая в глухую оборону, сами себя обрекли на сухопутную блокаду. Единственная железная дорога оказалась перерезана нашими войсками, а те грунтовые «шоссе», что с тянулись к полуострову с восточного берега, не были способны в должной мере пропустить обозы снабжения. Да и в скором времени, полагаю, наши, пытаясь найти слабые места, растекутся веером вдоль укреплений и таким образом полностью отрежут противника. И после этого ситуация возникнет парадоксальная — японцы, держа крепость в осаде, сами будут осаждаемы. И единственная их ниточка снабжения будет производиться по морю, через порты Дальнего и Талиенваня. И вот тут самое главное для них, чтобы эта ниточка не оборвалась. И именно поэтому с конца марта снова активизировался адмирал Того. Его эскадра стала почти ежедневно подходить к нашим берегам и бомбить залив, стремясь из последних сил вывести наши корабли из строя. Он торопился, бил агрессивно, нахрапом, не отвлекаясь на наши батареи. И всем в крепости была понятна его спешка — Балтийская эскадра вот-вот должна была подойти нам на помощь. И если она придет и соединится с эскадрой Витгефта, то пиши пропало — морской путь снабжения мы в этом случае с легкостью отсечем и тогда десятки тысяч японцев на полуострове окажутся в катастрофическом положении. Без продовольствия, без боеприпасов, без резервов. А это означало жесточайшее поражение в прекрасно начатой ими войне.

Одновременно с Того и генерал Ноги подключился к бомбардировке. Этот также бил в основном по нашим кораблям. Бил вслепую, приблизительно. Иногда его снаряды попадали по крейсерам и миноносцам, принося разрушения, но в основном они падали мимо. Либо в воду, поднимая фонтаны ледяной воды, либо в портовые сооружения, принося с собою смерть и хаос. И именно поэтому жизнь в заливе и порту остановилась — там находились лишь дежурившие команды, которые должны были гасить возникающие пожары. Матросы в основной своей массе давно уже проживали на берегу, в казармах и лишь небольшая из них часть вынужденно несла вахту на своих кораблях. Витгефт с возобновлением обстрелов также сошел на берег и поселился в одной из пустующих квартир Нового Города, откуда сам залив со стоящими на якоре кораблями был виден как на ладони. И он прекрасно видел то, что приносили с собою падавшие с двух сторон снаряды.

На активность Ноги наши пытались отвечать. Закидывали в ответ их позиции, заставляя умолкнуть. И вроде бы у нас на карте все было давным-давно отмечено, где какая батарея и какого калибра находится, да только поделать мы уже ничего не могли. Снарядный голод, возникший еще осенью, никуда не делся, и наши артиллеристы били редко и только с полной уверенностью в цели. В ответ на начавшийся обстрел сделают пару залпов, заставят противника разбежаться от своих пушек и снова сидят без дела. Та же ситуация была и с Того. Его эскадра, в восьми-десяти милях от нашего берега, следуя в кильватере флагмана, стреляла без передыху, а наши батареи лишь обозначали себя, держа противника на расстоянии. И на этом все наше противодействие заканчивалось. Потому и терпели мы обстрелы, наблюдая, как редкие попадания увечат корабли. Их, конечно, ремонтировали, пытались держать в полной боевой готовности, но сил и возможностей уже не хватало.