Поздно вечером, закончив, наконец, вместе с Белым Волком и Хоком проверку наработок по «Боливару-57», которую я уже воспринимала, как мастер-класс для моих менее опытных коллег, я отправилась в каюту к Джулиану. Он как раз уложил Жулю в прозрачный кокон колыбели, такой же, как наверху в его отсеке. Я слегка поныла, жалуясь на то, что никак не могу включиться в работу, потом забралась под одеяло, уткнулась лицом в его плечо и уснула с блаженным ощущением, что он рядом, а, значит, всё будет замечательно.
Мне приснилась Тьма, лёгкий шорох крыльев за спиной и тревожное ощущение пустоты и одиночества. Потом я брела по какому-то странному лабиринту, состоящему из множества маленьких комнат, пустых и душных. Из углов на меня смотрела всё та же непроницаемая тьма, смотрела внимательными глазами. Это был очень строгий и задумчивый взгляд. И только потом я вдруг поняла, что на меня смотрит какой-то незнакомый человек. Я не успела разглядеть его лицо. Он пропал, растворился во тьме. Я лишь успела заметить кроваво-красный всплеск, словно колыхнулся тяжелый занавес или наоборот взвился на ветру шёлковый флаг. Я снова оказалась в том запутанном лабиринте, из которого мне хотелось выбраться, потому что было очень тесно. Низкий потолок и сближающиеся стены давили на меня, а крылья за спиной делали меня очень неуклюжей в этих узких переходах. Я ещё подумала, что если крылья так мешают, то может они вовсе и не к чему мне. Если я никогда не выберусь отсюда, то крылья всё время будут мне мешать. Мне было жаль расставаться с ними, и я тащилась дальше по этому безумному, тесному и дьявольски запутанному лабиринту, всё больше и больше запутываясь. Тьма давила на меня со всех сторон, стало душно. Крылья тёрлись о выщербленные старые стены и ныли. Боль отдавалась в лопатках и по всему позвоночнику. Наконец, я остановилась, потому что не могла идти дальше. Я не знала куда идти, и выйду ли я когда-нибудь отсюда. И тут я услышала голос, который звучал как-то странно, то ли издалека, то ли совсем рядом: «Ты просто не видишь…»
Эти слова прозвучали наяву, и я проснулась. Я увидела в полутьме каюты, что Джулиан сидит рядом, подтянув колени к груди и обняв их руками.
— Что ты сказал? — спросила я, приподнимаясь.
Он повернул голову и посмотрел на меня. Его глаза слабо мерцали зеленоватыми искрами.
— Ничего. Тебе приснилось. Спи…
Я хотела возразить, но последнее слово словно накинуло на меня мягкое тёплое покрывало. Я послушно опустила голову на подушку и снова уснула, на сей раз, без сновидений.
Я проснулась ещё до того, как сработал будильник, и какое-то время лежала, вспоминая свой странный сон, который, несмотря на свою тягостную монотонность, запомнился мне очень хорошо, и то пробуждение ночью, которое, возможно, тоже было лишь сном. Потом в каюте стало чуть светлее. Потолочные панели постепенно загорались ярче, заполняя спальню светом. Я лежала, глядя на спящего Джулиана, на его чуть подрагивающие во сне ресницы и длинные волосы, рассыпавшиеся по подушке и мягкими прядями падающие на обнажённое плечо.
Он вздохнул, открыл глаза, увидел меня и улыбнулся.
— Доброе утро…
И я решила, что оно действительно доброе.
На мостик я вошла в полной решимости включиться, наконец, в работу. Раскачиваться было некогда. До выхода в систему звезды под пятизначным номером, вокруг которой вращается планета Агорис, оставалось лишь несколько часов. И совсем недалеко от неё нас ждёт терпящий бедствие лайнер.
Сев за свой пульт, я вызвала на связь по очереди все службы звездолёта, чтоб выслушать подробные рапорты об их готовности к работе в режиме спасательной операции. Потом проследила за подготовительными мероприятиями стрелков, время от времени давая им дополнительные указания. Причём, мне самой понравился мой деловой тон и точные лаконичные приказы.
К выходу из подпространства экипаж был в полной готовности. Я переключила на себя пилотский терминал и выдвинула штурвал. Старшие специалисты заняли места за своими пультами. В командном отсеке повисла тишина. Я, подняв глаза, смотрела на показания приборов, мелькающие на верхнем боковом экране, наложенном на лобовые окна звездолёта.
Выход был, как всегда, мягким и незаметным. Только у меня под правой рукой ожил пульт управления маневровыми двигателями, и мгновенно изменилась картинка впереди: вместо проекции, мы увидели реальную картину происходящего за бортом.
Я быстро скользнула взглядом по чёрному бархату космоса, сквозь который просвечивали рассеянные бисеринки неярких в этом районе галактики звёзд. Слева, чуть выше средней горизонтали виднелся желтовато-коричневый шарик, подсвеченный лучами невидимой в этот момент звезды. Она была где-то справа и позади нас.
— Вижу их, — раздался из динамика голос капитана Донцова, и на одном из экранов появилось изображение небольшого лайнера, зависшего в перевёрнутом состоянии.
Хотя его положение по отношению к нам не имело в космосе значения, выглядел он беспомощным, словно опрокинутая на спину черепаха.