Когда Ноа отсоединился, сверху спустилась Оливия с глазами, залитыми свежими слезами.
— Кожа…
— Я знаю, знаю, — успокоил ее Ноа, подводя к креслу и стараясь при этом не рассмеяться. — Просто не смотри. Мы намажем ее кремом от ожогов.
— Как пациент? — спросил Айзек, возвращаясь в дом.
— Жить будет, — ответила я. — Огонь потушен?
— Почти. До углей, — кивнул Айзек. — Мне нужно вернуться на дежурство. Стоун проследит за этим.
— А разве Стоун сегодня не работает?
— Он в режиме ожидания. Действует, только если появится что-то с одним из дел.
— Ладно, я признательна тебе за то, что ты позаботился о пожаре и… — Я указала на Оливию: — Ну, знаешь, присматриваешь за всеми.
— Мы действовали сообща, — подмигнул Айзек, поворачиваясь к двери. — Хорошо, что Стоун так быстро схватил Оливию. Добрался до нее прежде, чем загорелась ее рубашка.
Мое сердце заколотилось при мысли о том, как сильно могла пострадать Оливия от ожогов. Я вышла вслед за Айзеком на улицу. Когда мы оказались на крыльце, я не забыла спросить о системе безопасности.
— Вы нашли что-нибудь на видео?
— Мы просматривали запись на большой скорости, но не заметили Бернадетт после того, как она ушла в субботу вечером. Оливия сделала копию видеозаписи и сказала, что просмотрит ее еще раз сегодня днем в своем офисе. В перерыве между утренней и дневной встречей у нее будет время.
— Когда Бернадетт уходила в субботу вечером, у нее были какие-нибудь сумки? Какой-то багаж?
— Нет, только ее сумочка. И время совпадает с тем, когда она пришла к Остину на сбор средств.
Я нервно теребила свой кулон, размышляя.
— Мне это не нравится, Айзек. Ни капельки.
— Вот что я тебе скажу, — Айзек, положил руку мне на плечо. — Я позвоню и узнаю у соседей, не видел ли ее кто-нибудь. Пока ничего официального сделать не могу, но это не значит, что я не могу сунуть нос не в свое дело.
— Спасибо. Я ценю это.
Айзек кивнул мне и помахал рукой, после чего пошел к своему джипу. Я направилась к стоящему на другой стороне дороги Стоуну и потыкала палкой в горячие угли. Никто из нас ничего не сказал, но мы оба повернулись, чтобы посмотреть, когда услышали, как открывается входная дверь.
Вышла Оливия с перевязанной рукой. Она помахала нам, сбегая по ступенькам крыльца и сворачивая к «Хонде». Проехав мимо нас, она обогнула угол сарая и махнула рукой на прощание через открытое окно.
Я помахала ей в ответ, не понимая, откуда такая смена настроения.
— Куда она едет? — спросил Стоун.
— Там есть скрытая дорога. Хорошая и ровная, но ее трудно заметить с Пайпер-роуд.
Ноа подошел к нам, хрустя ботинками по гравию.
— Ты дал Оливии наркотики или что-то еще? — спросила я его, когда он оказался достаточно близко, чтобы слышать. — Она снова весела.
Ноа покачал головой.
— Нет. Но помнишь, когда тебе было девять лет и ты грохнулась с велосипеда?
— Когда ты сказал мне, чтобы я перестала вести себя как маленькая плакса? Да, помню.
— Ну, я подумал, что Оливии пора сказать ту же самую речь. Сработало чудесно.
— А кто скажет ей речь о том, что нельзя поджигать себя жидкостью для розжига? — проворчал Стоун себе под нос.
— С Оливией часто случаются несчастные случаи, потому что она и правда не знает, как лучше, — встала я на защиту подруги. — Но она достаточно умна, чтобы не повторять свои ошибки.
— Кроме готовки, — усмехнулся Ноа. — На кухне надеяться на успех Оливии не приходится.
— Хорошо, да, кроме кухни. Она твердо намерена когда-нибудь приготовить съедобное блюдо.
— Кстати, о несчастных случаях, — заметил Ноа, убирая волосы с моего лица и изучая лоб. — Что, черт возьми, ты сделала теперь?
Я подняла руку к своей шишке размером с гусиное яйцо.
— Дурацкий велосипед «Пелотон», — пробормотала я, поворачиваясь и шагая обратно к дому.
Не обращая внимания на смех за спиной.
Глава 15
Вернувшись в дом, я отправилась на второй этаж, выгрузила вещи из сушилки в корзину и отнесла их в спальню, чтобы сложить и развесить. Покончив с этим, заглянула в ванную, подобрала с пола полотенце Оливии и повесила его на крючок, а затем перешла в свободную комнату и собрала забытые обрывки оберточной бумаги, засунув их в одну из коробок.
Дробовика я нигде не увидела, надо будет не забыть спросить о нем у Стоуна. Зато я заметила новую стереосистему, фиолетовый десятискоростной велосипед для девочки, сотовый телефон, устаревший по крайней мере на десяток лет, а в углу — современный телевизор с плоским экраном.
Я редко смотрела телевизор, но только потому, что в моей спальне его никогда не было. Теперь, когда Фрэнсиса не стало, я задумалась, буду ли смотреть телевизор в гостиной. Почему-то я сомневалась в этом.
Я решила оставить все подарки в свободной комнате, а коробку, полную оберточной бумаги, вынести на улицу. Только я добралась до первого этажа, как резкая боль пронзила мои виски. Я зажмурилась, закрыв глаза и заткнув уши, когда начались ослепляющие и раздражающие бело-серые помехи.