Двое на качелях

Гитель: Ладно, пусть я рваный половик. Значит, у меня жизнь не удалась.

Джерри: Не удалась? (задумчиво кивает, Но когда он оборачивается к ней и видит ее грустную, понурую фигуру, глаза его становятся влажными) Нет. У обоих. (подходит к ней и останавливается сзади)

Она не поднимает головы.

Все эти месяцы, детеныш, я тебе повторял одно и то же: ты живешь неправильно. Я хотел переделать тебя. Теперь я скажу тебе другое — ты даже не знаешь, как правильно ты живешь. (смотрит на ее волосы, поднимает руку, чтобы погладить их, но удерживается) Ты — дар. Дар с небес. Таких, как ты, на свете очень мало, — бог, изредка сжалившись над множеством несчастных дураков, создает для них одну такую, Гитель. И для меня в том числе. (медленно качает головой) Сколько бы ни было у тебя мужчин — это ровно ничего не значит. Клянусь тебе, ровно ничего. Пусть они пользуются твоей добротой и потом сбегают, все равно они уносят с собой какую-то частицу тебя… Я сказал, что ты прекрасна. Я имел в виду не внешность, внешне ты — прелесть. Это видят все. А под этой внешностью — отпетая уличная девчонка. Это видят некоторые. Но если заглянуть еще глубже, там живет чистое и нежное, немножко сумасшедшее существо, робкое, как маленький жеребенок. Никто еще не проникал туда, даже я. А почему ты никого туда не впускаешь — я… это не мое дело. (берет шляпу и стоит, не глядя на Гитель) То, что ты мне дала… поможет мне жить дальше. И долго будет помогать. Долго. А что дал тебе я, что? Себя, но этот дар наполовину фальшивый, он толкает тебя в постель ко всем лоботрясам. А тому жеребенку нужна нескудеющая рука, детеныш. Не моя и не Джюка. (идет к двери и открывает ее, но останавливается на пороге, подыскивая прощальные слова. Наконец бросает через плечо) Мне нравится, что у тебя два кривых зуба! (еще секунда — и он уходит)

Гитель поднимает голову. Джерри уже на лестничной площадке.

Гитель (бежит за ним): Джерри! Не уходи!

Джерри, не оборачиваясь, останавливается.

Хочешь знать, как я провела время у Джюка? Я потеряла сознание в уборной. Там я обнаружила, что у меня… (голос ее срывается и дрожит) у меня кровоточит язва, Джерри.

Джерри (круто оборачивается): Что?

Гитель: Поэтому у меня была такая жажда, я… мне очень страшно, Джерри. На этот раз я почему-то боюсь кровотечения…

Джерри: Гитель! (вбежал в комнату, крепко обнимает Гитель)

Гитель (бессильно опускает голову ему на плечи): Помоги мне, Джерри!

Джерри (в смятении): У кого ты лечишься?

Гитель: Ничего, может, обойдется, ты просто отвези меня в больницу.

Джерри: У кого ты лечишься?

Гитель: У доктора Сегена. В моей телефонной книжке. Это он звонил, я не хотела, чтобы ты знал…

Джерри: Сумасшедшая! Ложись в постель. Глупая маленькая чудачка!

Гитель (плача): Джерри, не надо ненавидеть мои кишки!

Джерри: Почему ты мне ничего не сказала?

Гитель: Я не хотела, чтобы вышло так, будто я на этом спекулирую.

Джерри: Что?

Гитель: Ненавижу свои проклятые кишки. Мне так стыдно, не бросай меня, Джерри.

Джерри: О господи, да замолчи ты, сумасшедшая девчонка.

Гитель: Не бросай меня, не бросай меня.

Джерри: Не брошу. (находит нужный номер, опершись на колено, наклоняется к ее лицу) Я здесь, детеныш. Успокойся, ты же видишь, я здесь, с тобой. (целует ее, потом набирает рукой номер, другую руку его Гитель прижимает к своей щеке)

Действие третье

Картина первая Комната Гитель

Наступил март; солнечный, теплый полдень. Комната Джерри выглядит нежилой: окно закрыто, штора задернута, на кушетке валяется подушка без наволочки, занавеска на угловой вешалке отдернута, видны пустые плечики на палке. В комнате Гитель открыто окно, в него вливается солнечный свет. Мебель переставлена по-новому. В углу — чемодан Джерри. Нет ни швейной машинки, ни манекена; на их месте стол, на котором юридические справочники, гектографированные лекции, конспекты, тетради, карандаши в стакане, настольная лампа, пишущая машинка Джерри, недопитая чашка кофе, две-три грязные тарелки и полное окурков блюдце. Тумбочка у кровати Гитель превращена в столик для лекарств и уставлена пузырьками и стаканами; один из них — с молоком. На тумбочке стоит так же новый, более дорогой радиоприемник, слышна тихая музыка. Гитель лежит в постели в ночной рубашке, бледная, худая и угрюмая. Она повернула голову и смотрит в окно. Толстая книга, которую она пытается читать, лежит у нее на коленях; она заложила страницу пальцем и слушает радио. но вскоре музыка прекращается, и диктор радостно сообщает, что говорит Ве Ка Икс Эр, радиостанция газеты "Нью-Йорк таймс":