Двое. После

Время замедляется, а вместе с ним стынет сердцебиение. Булат надавливает, тянет вверх до тех пор, пока наши взгляды не пересекаются. В эту же секунду я кубарем лечу на дно двух темных колодцев к золоту. Не успела ни сгруппироваться, ни защититься. 

Он смотрит, сощурившись. Я знаю, что он ищет правду, поэтому не отвожу взгляд и даже не моргаю, отчего глаза становятся влажными. Несмотря ни на что, мне важно, чтобы он поверил. Я пока не понимаю — получается у меня или нет.

Спустя мгновения его пальцы на моей шее сжимаются, заставляя судорожно выпустить воздух. Ресницы скрывают коньячную радужку — Булат опускает взгляд ниже, смотрит мне на рот. Мне жарко, не хватает кислорода, внизу живота распирает так, что хочется предательски свести ноги. Я снова слабая. Потому что мне мало, хочется больше. Чтобы сжал сильнее, чтобы смотрел еще пристальнее, чтобы его утяжелившееся дыхание проникло мне в губы.

Его палец гладит мою шею. Осторожно, совсем как тогда, в больнице.

— У тебя пульс зашкаливает.

Я с трудом проглатываю онемение и сухость. Пожалуйста, не теряйся, малыш. Даже когда он так близко.

— Это от обиды, что ты мне не веришь.

— Я поверил, Таисия. Врать ты, к счастью, так и не научилась.

Если бы смогла — счастливо улыбнулась. Но я не могу, потому что он стоит слишком близко, потому что смотрит так, как умеет смотреть, и потому что жар его тела, как и всегда, передался мне. Грудь ноет, внизу живота тянет так, что почти больно. Полтора года назад я бы, не раздумывая, позволила ему сделать с собой все. 

— Меня ждут… — Имя Антона назвать вслух не могу — слишком слабая. — Вдруг начнут искать. 

Булат прячет руку в карман, отступает. Я мгновенно начинаю тосковать по его прикосновению, даже слабовольно накрываю рукой шею, чтобы удержать ускользающее тепло. 

— Диляра очень красивая, — для чего-то говорю, перед тем как вцепиться в дверную ручку.

Булат не кивает и не улыбается.

— Красивое платье, Таисия. Повеселись.

12

— Я тебя потерял, Тай, — Антон привычным жестом касается моей поясницы и вглядывается в лицо. — В фойе не нашел. 

Опусти я взгляд себе на запястья — наверняка увидела бы, как кровь яростно пульсирует в венах. Не нужно было сразу выходить в зал. Нужно было дать себе время отдышаться, успокоиться, чтобы сейчас не прятать глаза. Прошлое вышло из темноты, стало слишком ярким, слишком осязаемым и покушается настоящее. 

— Я немного заблудилась… — бормочу, глядя на безупречные лацканы его пиджака. — Извини.

Антон притягивает меня к себе и ласково целует в висок, чем усугубляет растущие во мне угрызения совести. Ложь никогда мне не давалась легко, но разве можно сказать правду? Как признаться, что с Булатом, с которым знакома его семья, и с которым он играет в покер, в прошлом меня связывали сомнительные отношения, и что я была без оглядки в него влюблена? Поэтому я и чувствую себя неудобно здесь: Антон и его семья ничего не подозревают, не ощущают обмана. Они и понятия не имеют, что нити, связывающие меня с прошлым, не до конца оборваны, не знают, как они болят. Улыбаются мне, принимая за свою, даже позволяют себе плохо высказываться о Булате, не догадываясь, что я всегда буду на его стороне.

— Я Илью встретил, — энергичный голос Антона прорывается в череду моих мыслей. — Помнишь, в «Самолете» его видели? 

Я мотаю головой и невольно тру шею, в том месте, где Булат ее касался. Хочется посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что на коже не осталось его отпечатков. Они все еще осязаемы, а кровь под ними все еще бурлит.

— На мерсе-купе красном, не помнишь? Он совладелец клуба и резидент. Сэты у него, кстати, чумовые. В субботу нас к себе приглашал — у них тематическая вечеринка. Ты же как раз отдыхать будешь?

Мне с трудом удается продираться к смыслу сказанных им слов — шея пылает, а еще я вижу Диляру. Она стоит с бокалом шампанского в руке, безупречная от волос до кончиков эффектных глянцевых туфель, и все с тем же выдержанным достоинством крутит головой по сторонам. Явно ищет Булата. Она тоже понятия не имеет, что каких-то несколько минут он стоял ко мне куда ближе, чем позволительно старым друзьям, что его голос был хриплым, и что моя кожа горела. Диляра тоже не знает обо мне ничего. 

— В эту субботу я работаю — поменялась сменами, чтобы иметь возможность сюда прийти. 

— Может уволишься? — Черное платье Диляры покидает поле моего зрения, потому что Антон разворачивает меня к себе. — Сколько ты там получаешь? Полтинник? Я буду тебе его давать.

Вопреки столь горьковатой иронии, сейчас мне хочется улыбнуться. Антон предлагает мне деньги, чтобы я не работала. Я даже ничего не прошу — он сам, вот только как раньше мне уже не надо. Эффектные постановочные снимки в инстаграме, мечты о красивых платьях — все это осталось за пределами прошлого. 

— Мне нравится работать в «Холмах». Я не хочу увольняться. Сходишь без меня, ладно? Обещаю, что не обижусь.

Антон качаает головой и улыбается — дескать, какая же ты упрямая, затем трогает бретельку моего платья и, просунув под нее палец, поглаживает кожу. 

— Наряд тебе очень идет.