Двое с лицами малолетних преступников (сборник)

Сэр был мертв. К нему даже подходить не надо было — мертвее не бывает. Отважному Кухне стало плохо, он вышел за дверь. Винт никогда не видел таких страшных покойников. Глаза у Сэра были открыты, зубы оскалены, правая рука скрючена у горла.

На столе стояла простая поллитровка с водочной наклейкой. Других не было. Винт пересилил себя, взял бутылку и понюхал из горлышка — пахло водкой.

Обратно они бежали раза в два быстрее.

— Дяденька! — закричали они издалека. — Постойте! Слышите?!

Человек остановился и ждал их. Это его они толкнули минуту назад.

— Там мертвый человек лежит. Надо что-то делать! — задыхаясь говорил Кухня.

— Где?

— Вон там! Мы пришли, а он уже мертвый…

Винт не произнес ни слова, он не отрываясь смотрел на кроссовки фирмы «Рибок» на ногах незнакомца.

— Надо же! — сказал человек. — Срочно звоните в милицию. Срочно, а я их тут встречу.

Винт боялся поднять на него глаза. Человек бы сразу догадался, что его узнали.

— Торопитесь, — сказал человек, — телефон там, у кладбища. Я жду здесь.

Они побежали.

— Надо срочно проверить, живой Гриша или его тоже убили, — задушенным голосом сказал Винт.

Кухня остановился, икнул.

— Так Сэр не это… Не из-за пьянства?..

— Его отравили… Там бутылка на столе — вчера такой не было!

— Кто?

— Не оборачивайся, — прошептал Винт, — его зовут Полундра.

Кухня и минуты не вытерпел, оглянулся. Человек в белых кроссовках пропал, исчез, вроде его никогда и не было, привиделся.

Из телефонной трубки кричал милицейский голос:

— Кто сообщает? Фамилия? Кто сообщил?!

Винт посмотрел на Кухню.

Тот забрал у него трубку, повесил.

Люди говорят: «дурдом», «полный дурдом», «тебе в дурдом пора». Настоящий дурдом — психиатрическая больница, похожая на все остальные больницы. Уже во дворе пахнет лекарствами и больничной манкой. Приходят родственники с передачами и детьми, быстро ходят женщины в белых халатах, вокруг растут тополя. Другое дело внутри — везде решетки на окнах, а на дверях нет ручек, чтоб их открывать. Да и врачи очень странные. Прошлый раз докторша была добрая тетя, а сегодня смотрела на них уж очень внимательно и серьезно. Может, вспоминала, нет ли там пары свободных коек для двух подростков. А уж говорила такое — волосы на голове шевелились. Будто Гришу выпустили вчера, а он напился и напал на женщину с ребенком.

Кухня тоскливо посмотрел на окно в решетках, проглотил слюну и сказал:

— Он безвредный. Это у него вид такой. Не очень…

— Привезла его милиция, — сказала доктор, — в наручниках. Он оказывал сопротивление, бесновался, кричал.

— Он кричит, — пояснил Кухня, — если где когда непорядок. Так просто он кричать не будет. Это его специально разозлили…

— И напоили специально?

— Он не пьет, — сказал Винт, — это ошибка…

Почему-то на слове «ошибка» врач недовольно вздохнула. Вытащила из халата ключ — такие ключи у проводников в поезде, — открыла им дверь кабинета.

— А свидание можно? — робко спросил Кухня.

— Нет.

Кухня давно забыл про «пулей домой». Они сидели на бревнах. Их консультировал опытный человек — у него брат лежал сейчас в этой больнице.

— Хуже, чем ваш сделал, не придумать. За одну драку, за одну женщину, за одну выпивку — торчать здесь не переторчать.

Ребята молчали расстроенно. Они сами не ожидали от Гриши.

— Подстроили, — сказал Винт, — он не такой.

— Если б нам дали с ним поговорить, — сказал Кухня.

— Не дадут, — сказал брат больного, — это они не любят. И прогулки отменят. Можно проверить.

Они шли за ним вдоль высокого забора с колючей проволокой наверху. Путь их новому приятелю был знакомый — до большой щели в плотной ограде. Брат сначала сам посмотрел вовнутрь, потом подпустил Винта и Кухню.

Забор огораживал большой двор, по которому ходили наголо остриженные люди. То есть не все ходили. Кто-то сидел на траве под деревьями, некоторые — на скамейках. Люди как люди, только лысые да одеты в полинялые пижамы или халаты. Они разговаривали, спорили, смеялись — вроде дома отдыха.

— Чем же они сумасшедшие? — спросил Кухня. — Тихие такие, и не подумаешь.

— Они, брат, такие смирные, что договориться друг с дружкой не могут. Вон, вишь, спорят. А если б они договорились — они б этот дом разнесли напрочь…

Гриши среди больной публики не было.

— А я что говорил, буйных не пускают, — сказал брат больного, — будет себя хорошо вести, разрешат гулять, а то и свидания дадут… Моего тоже нет.

— А убежать они не могут?

— А как?

— Через забор.

— Куда ж они в таком одеянии? Их первая милиция сграбастает. Да вон и санитары наблюдают.

Они и не заметили санитаров. Двух больших мужиков в белых халатах. Те и не охраняли особенно, сидели в тени, курили и разговаривали.

— Как вы думаете, — спросил Кухня, — когда нашего выпустят?

Брат больного пожал плечами:

— Мой брат девятый год лежит.

— Никак не вылечится? — охнули ребята.

— Бывает, вылечится месяца на два, а потом опять сюда…

— Да-а-а, — сказал Винт, — вдруг неделю проболеешь, и то от скуки деваться некуда…

— У нас другое дело, — сказал Кухня, — понимаете, он не больной, по ошибке.

— И у меня по ошибке, — согласился брат больного, — тут половина по ошибке.