Двое среди людей

…Я Андрюшин Александр. Мне двадцать девять лет, Я не работаю.

…Я знаю Баулина, но ничего сказать о нем не могу.

…В июне я пришел к Баулину. У него было двое ребят – приезжих из Литвы, которые были выпивши. Они угостили меня водкой. Я, конечно, выпил. Потом дал денег – купили еще вина. Затем выпили.

…Ничего о литовцах – кто они, зачем приехали, какие имели планы – знать не могу.

Записано с моих слов верно – свидетель Андрюшин.

***

Гусев Николай (из протокола допроса):

…Я Гусев Николай. Мне тридцать девять лет. Я не работаю.

Я знаю Баулина, потому что он мой сосед.

У Баулина жили чужие ребята.

20 июня в четыре часа дня меня вызвал Баулин и велел сходить купить красненького. Дал три рубля. Я сходил.

Вино распили мы все вчетвером.

Но как зовут гостей Баулина, я не знаю. Они сами не сказали, а я не спрашивал.

Потом разошлись.

Вечером встретились на улице. Опять договорились. Выпить.

Баулин дал три рубля. Купили две бутылки вина и распили его у Баулина в комнате. Разошлись. Я еще хотел выпить, но денег нег. Пошел по соседям. Не дали. Пришел к баулинским ребятам. Дали сорок пять копеек. Я собрал пустые бутылки – семь штук – пошел в магазин. Баулин – со мной. Мы с ним пили… Потом спал, очень крепко. Даже милиционеры, когда пришли, еле меня разбудили…

По именам я их не знаю.

Внешность их запомнил плохо. Я на них особо и не смотрел: мне-то что? Я с ними выпил – и пошел… Узнать я их, может быть, смогу.

Записано с моих слов верно – свидетель Гусев.

Евгения Курбатова

Девятого августа я вызвала Юрониса, чтобы допросить его и сообщить о результатах криминалистической экспертизы. Эксперт дал заключение, что их ножи не являются холодным оружием «…и относятся к хозяйственным ножам общего применения (для резки мяса, овощей, хлеба…)».

– Что же ты, Юронис, не резал своим ножом овощи или хлеб? – спросила я его, заполняя бланк «Протокола допроса несовершеннолетнего обвиняемого».

Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:

– А у меня завтра день рождения… Я отложила ручку в сторону:

– Ну что ж, поздравляю тебя. Хотя и не стоило бы…

– Я знаю, – сказал он. – Но все-таки… Правда, такое совершеннолетие не у всех бывает?

– Да, к счастью. А ты что, гордишься этим, что ли? Я что-то не пойму…

– Нет. Тоскливо мне сегодня. Поговорить совсем не с кем.

– А о чем ты хотел поговорить?

– Не знаю. Я ведь молчу все время. И думаю.

– Ну?

– У меня в Паневежисе друг был. Звали его Иван Морозов. Он в нашем доме жил. Намного он старше меня. Раз пять уже сидел, за разное – хулиганство, кражи, грабеж.

– И что?

– Он очень весело про тюрьму рассказывал, здорово.

– Похоже?

Юронис покачал головой:

– Нет. Совсем в тюрьме не так. Врал Ванька. В тюрьме люди не должны жить.

– А если эти люди убивают других людей? Где же им жить – на курорте?

Он снова покачал головой:

– Надо, чтобы не убивали.

– Но ведь ты же убил?

– Да, убил. Поэтому я в тюрьме, я понимаю. И я все время думаю о другом…

– О чем же?

– Зачем врал Ванька Морозов? Ну, зачем, например, говорить, что лучше всего фраера ограбить и убить – будет наверняка молчать? Теперь-то я знаю, что с убийством во сто раз быстрее попадешь, всю милицию на ноги поднимают, как на войну… И все, что он про тюрьму рассказывал, – вранье, подлое вранье… Все, что он рассказывал…

– А он тебе рассказывал, что здесь хорошо?

– Не в этом дело, – он досадливо махнул рукой. – Не говорил он, что здесь хорошо. Но так получалось у него, что сюда самые смелые попадают. Просто им немного не повезло. Но здесь их уважают… И среди заключенных есть свой закон.

– Ну и как, нашел ты уважение в камере? Закон воровской понравился?