Двое в барабане

Толковый паренек их произнес: честный, нехитрый. Таким и остался.

Публикации Фадеева задевали душу Сталина. Сказанное Фадеевым о прошлом притягивало: "Мы так беззаветно любили друг друга, готовы были отдать свою жизнь за всех и за каждого! Мы заботились о сохранении чести друг друга..."

Сталин закуривал, не затягиваясь, выпускал дым, отмахивался от него. Легкой походкой горца пробегал кабинет. Он учился твердости у Ленина, не раз упрекая себя в мягкотелости.

Прошлое всегда притягивало, как ушедшая молодость. Так жизнь устроена. Находил у Фадеева нужные строчки, укрепляющие твердость: "Мы испытали много тяжелого, жестокого: видели трупы замученных карателями крестьян, потеряли в боях много людей, которых успели полюбить, знали об арестах в городе лучших наших друзей по подполью, знали о чудовищных зверствах в контрразведках белых..."

Неформально просматривал послужной список писателя. Все ступеньки были на месте, начиная с первой. Поднимался быстро, как многие, но не перепрыгивал. Оказались нюансы: стал сразу членом партии большевиков, не проходя ни кандидатского стажа, ни группы сочувствующих, не подвергаясь важному экзамену по политграмоте. Сомнительных так не принимали.

Политрук пулеметной команды; редактор полковой газеты "Шум тайги"; комиссар 22-го Амурского полка; по рекомендации Сергея Лазо помощник комиссара Спасско-Иманского военного района.

По общественно-партийной линии продвигался без сбоев: от секретаря съезда Ольгинского уезда до секретаря первого райкома партии Краснодара. В 1921 году избирался делегатом X съезда ВКП(б) и принимал участие в подавлении кронштадтского мятежа... Был тяжело ранен в лодыжку.

Талантливый писатель, да еще с таким опытом партийно-административной работы, кадровый аппаратчик многого стоил. Это редкий сплав партийности с литературой, о котором писал Ленин. Пройти мимо такого человека мог лишь слепец!

Огонь на себя

Фадеев во всем соответствовал его, сталинскому, принципу подбора руководящих кадров. Этот принцип предусматривал, естественно кроме анкетных данных, десятилетний срок подготовки. Именно столько, по убеждению товарища Сталина, требовалось для обкатки крепкого работника.

Как обычно, он подобрал для своего тезиса образное выражение: "Поток несет камни большие и малые. Он стирает углы камней, обкатывает их. Для того, чтобы управлять государством, надо уметь обкатывать людей. Надо уметь притирать людей друг к другу.

А потом обкатанный работник сам становится потоком, сам обкатывает других людей".

Сталин не представлял себя вне этого потока. Он тоже был камнем, только более крупным и крепким, обдирающим углы у других в потоке. Но он верил в прочность собственных граней.

Писатель Фадеев являл собой материал нестандартной складки.

Поначалу Сталин воспринимал его как любого энергичного, крепкого партийца с литературным уклоном. Десятки литераторов, как и Фадеев, пришли в РАПП, сменив винтовки на перо. Молодой писатель не любил оставаться в тени, тушеваться на вторых ролях. Сталин не считал стремление выдвинуться минусом, порочащим коммуниста. Без таких пружинок было бы невозможно управлять аппаратом. Честолюбие Фадеева Сталину нравилось. Хотя иногда Александр Александрович перебарщивал. Скромность для партийца значит не меньше, чем идейность и трудолюбие, а писатель позволял себе высказывания, привлекающие внимание догматиков и завистников. Для чего надо было во всеуслышание примерять на себя мысли толстовского князя Андрея: "Я хотел бы умереть в бою под развернутым знаменем. Если смерть, то под знаменем... Меня мое честолюбие тянет к Аустерлицу".

Ни к чему сыну фельдшерицы такие барские выкрутасы, думал Сталин. Простодушие писателя временами ставило его в тупик. Какой зрелый политик громогласно заявит о планах на власть? А Александр Александрович, не думая о недругах и завистниках, раскрывал карты: "Да, я хочу заменить Горького и не вижу в этом ничего такого, что порочило бы меня".

Но если наивный, бесхитростный человек утверждает, что "писатели разведчики партии в неизведанной еще области искусства, и то, что нам удастся сделать, - принадлежит партии. А если мы в чем-либо ошибемся партия, ЦК поправит нас", то это свой человек!

Коренной перелом в отношении к Фадееву у товарища Сталина произошел не совсем обычным образом. Увидеть писателя в ином, новом свете Сталину помог вышедший в 1925 году роман "Разгром".

Сначала, при первом чтении, у него возник резонный вопрос: почему в книжке о гражданской войне так бегло и мелко обрисованы белые? Вместо конкретных живых персонажей практически эпизодические фигуры, представленные выпукло лишь в одной-двух сценах.

Насколько товарищ Сталин разбирался в литературе, а он, скажем так, неплохо знал этот предмет, сшибку враждебных классов полагалось выразить через живые образы конкретных людей, раскрыв в развитии их характеры.

Вместо такой очевидности на многих страницах автор уделил внимание личной вражде двух партизан: некоего пьянчужки Морозки и вечного путаника максималиста Мечика.