Двое в новом городе

— Верно, ни к чему. Больше смешить не буду. Давайте выпьем, а то вон уже и рыбу несут. Молодец, товарищ Векилов! Здорово ты это придумал.

Начался пир. За столом царили мир и лад. Лишь Гергана все еще злилась на Иванчо за его мальчишество. В душе я порадовался, что в свое время не связал себя с этой женщиной, и смотрел на Иванчо как на искупительную жертву. А тот чувствовал себя на верху блаженства и быстро захмелел. Гергану это распалило еще больше. Только мы разделались с карпами, как она заявила, что уже поздно и надо вести домой детей и племянницу. Иванчо с ней согласился. И тут же принялся уговаривать «чумовых», чтобы шли домой, шептал им что-то на ухо. Гергана молча отстранила его, кивнула детям, и те послушно двинулись за ней. Иванчо расплылся в улыбке:

— Видали, как она с ними? А меня никак не слушаются… Гергана — педагог!

На прощание Гергана напомнила Иванчо, чтобы не забыл бутыль и корзину.

— Будь спокойна, — сказал Иванчо, — все сделаю тютелька в тютельку!

Гергана даже не Дослушала его, пропустила вперед детей с племянницей, и они удалились. Иванчо с облегчением вздохнул, достал из корзины кулек с соленым арахисом и высыпал его на стол.

— Угощайтесь, друзья, хорошая закуска к вину… А женщины пусть спят!

Мы долго пили вино и грызли орешки. Потом пересели к шахтерам, среди которых было много знакомых Векилова и Иванчо. Общее веселье захватило всех, и времени для серьезных разговоров не осталось.

Засиделись мы до поздней ночи. Иванчо совсем развезло. Векилова это раздосадовало, и он ушел. Шахтеры тоже улизнули. И остались мы с Иванчо вдвоем. Сам я не опьянел, мне было приятно составить компанию этому милому человеку, которому редко выпадало удовольствие почувствовать себя свободным и сильным. Он то и дело обнимал меня и все твердил: «Я с тобой!» Что он хотел этим сказать, не понятно. Но, сгребая меня в свои объятия, он упорно повторял, что он мне друг.

Наконец, когда все утихло, даже музыка, а официанты убрали скатерти со столов, мы с Иванчо решили, что и нам уже пора восвояси. Обнявшись, мы осторожно двинулись в путь. Миновали висячий мостик и побрели к городу. Иванчо, ухватившись за меня, не переставая твердил, что Гергана — хороший человек, но он еще лучше и я должен его слушать. Я нес пустую бутыль и корзину и слушал его.

— Важны три вещи, — рассуждал Иванчо, — терпение, согласие и… а третье я забыл. Да, обабились мы, с тех пор как влезли в пижамы…

Я полегоньку отталкивал его, чтобы не путался под ногами. И без того трудно было идти с этими чертовыми корзиной и бутылью.

— Не соглашайся на большой пост! — советовал он. — Не слушай ты их! Я вот мог бы и директором стать, а к чему? Зачем мне это?.. А насчет библиотекарши — смотри!.. Я за нее! Она честный человек!.. Не нуждается в спасении… Какое там спасение?.. Гергану нам надо спасать, вот кого!.. Разве не так? А почему, спрашиваю тебя…

Стоило ему упомянуть имя жены, и он заулыбался. Почему-то ему стало очень весело.

— Да, надо спасти ее!

Они жили в лучшем квартале нового города, среди скверов и бульваров. Я довел его до самого дома. Поднялся на третий этаж, где находилась их квартира, из рук в руки передал жене. Гергана встретила нас хмуро. Она попросила меня зайти, усадила в гостиной, а сама занялась мужем, которого совсем развезло. Отвела его в ванную, раздела, вымыла — слышно было, как плещет вода и верещит под душем Иванчо, проводила в спальню, уложила в постель. Затем Гергана вернулась ко мне в гостиную, еще раз извинилась, что пришлось оставить меня одного, спросила, не выпью ли чашечку кофе. Я согласился и поудобнее устроился в кресле, словно был у себя дома.

Гергана вышла на кухню варить кофе. Я смотрел в приоткрытую дверь и жадно вдыхал кофейный аромат. Мне было хорошо, я даже пожалел, что, поддавшись внушению Иванчо, укорял эту женщину. Да, внушение много значит! Сейчас он сладко спит, чисто вымытый, а она варит мне кофе. Легкомысленным дозволено все. А что позволяется серьезным? Какие радости у Герганы?

Она вернулась с кофейником, над которым вился ароматный парок, разлила кофе в две фарфоровые чашечки, присела напротив. На ней был пестрый халат. Мне подумалось, что из такого материала лучше бы делать шторы. Она внимательно посмотрела на меня.

— Пей!.. Все как рукой снимет.

— Я не пьян.

— Пей! Пей!

Я осторожно взял чашечку, чтобы показать, что совсем не пьян. Кофе был великолепный. Первый же глоток принес успокоение.

16

— Знаю, ты против таких, как я, — начала она, устроившись в мягком кресле напротив. — Небось думаешь: вот еще, решила меня испытывать…

— Ну, что ты…

— Не отпирайся. Я все понимаю.

— Очень уж ты стала подозрительной.

— Что поделаешь, привычка.

— И то правда.

Она усмехнулась:

— Быстро ты перенял тактику моего благоверного. Он тоже всегда соглашается, чтобы избежать моих атак… А мог бы и поспорить со мной… Хочешь сигарету?

Она потянулась к пачке, лежавшей на столе, подала ее мне. Я сказал, что не курю, чем очень ее удивил.

— В самом деле?

— Никогда не курил, даже в тюрьме… Ни в первый раз, ни во второй.

— Ну а я закурю.