Двое в океане

— Уж не заболели ли? — поинтересовалась она, оглядев заваленную разобранными частями прибора и инструментами лабораторию.

Именно в этот момент вошла Галицкая с очередной дымящейся кастрюлькой.

Смолин перехватил взгляд, которым обменялись женщины. Нельзя сказать, что он был доброжелательным, хотя на губах обеих скользнула вежливая улыбка.

— Я вижу, у вас все в порядке! — Ирина бодро тряхнула распущенными волосами. — С голоду не умрете.

И, снова наградив Галицкую легкой светской улыбкой, поспешно вышла из лаборатории.

Галицкая вытащила из настенного шкафчика тарелки и ложки, разлила суп.

— Хлебайте, ученые мужи! Наука тоже нуждается в супе.

— Понимаете… Я получил искру! — Чайкин дергал головой, глуповато хихикал, словно передавал двусмысленный анекдот, подобранный на палубе.

— Искру? Когда?

— Только что, в энергоблоке я изменил схему, и вот… искра!

В лаборатории пахло соляной кислотой и канифолью. На столе возвышалось странное сооружение из металла, пластмассы, керамики, стекла, причудливо соединенных в одном организме, коротко называемом спаркером, а на самом деле представляющем собой гибрид спаркера с локатором бокового обзора. В этом неожиданном сочетании оба аппарата были нацелены на одно и то же дело — прощупывание океанского дна, вернее, поддонных недр, и каждый это делал по-своему, приводя узнанное к общему знаменателю.

— Включай!

Чайкин нажал кнопку, и за кварцевыми защитными стеклами аппарата ослепительно сверкнула молния.

Смолин откинулся на спинку кресла и завороженно смотрел на мощно пульсирующий, небесной яркости и силы свет. Добился все-таки! Ай да Чайкин! Главное, доказал: принцип абсолютно верен. Оба аппарата, заряженные еще невиданной раньше энергией, работают на едином дыхании.

Как только стало ясно, что «Онега» в Норфолк не заглянет и обещанный Марчем конденсатор невесть когда попадет им в руки, они снова взялись за поиск посильного в условиях судна решения судьбы аппарата. Жаль было все бросать, когда оставалось не столь уж много для технического завершения идеи. Тем более в Карибском море «Онега» должна пересечь отличное место — один из самых глубоких в Западном полушарии желобов. Вот там бы и опробовать спаркер! Довести его до нужного режима, а уж на Карионской впадине — если они все-таки заглянут туда — проделать задуманные Смолиным исследования. Это было бы идеально!

Смолин поймал себя на мысли, которая уже давно шевелилась где-то в глубинах его сознания. Что же получается? Поначалу он пришел на помощь Чайкину вполне бескорыстно, только ради интересов Ее Величества Науки. А теперь, выходит, в успехе спаркера уже заинтересован лично. Ведь спаркер Чайкина в случае успеха может дать новое подтверждение правильности концепции Смолина, ее способности принести реальный практический результат. Но ведь это тоже ради интереса Ее Величества! Не дачу же решил себе строить за чужой счет!

На стене каюты висела большая карта Атлантики, и в последнее время Смолин все чаще устремлял взгляд к ее западной части, где на голубом фоне моря еле различимо, как следы от мухи, проступали темные точечки Карионской гряды. Эти точечки — пики древних подводных гор, у их подножий океанское дно проваливается на огромную глубину в желоб земной коры, где будто льдины в половодье, одна гигантская литосферная плита наползает на другую, такую же громоздкую. Титаническая сила корежит, гнет, собирает в складки, словно лист бумаги, донные осадки. Именно такие складки должны существовать в непосредственной близости от Карионской гряды, а в них может быть нефть. Вся смолинская теория подтверждает подобное предположение. Лишь бы добраться до гряды! Вот там-то детищу Чайкина самый простор для работы!

Все последние дни Чайкин работал в одиночку, «Дальше мне как будто все ясно, — сказал он Смолину. — Я знаю, у вас полно своих дел. Позвольте теперь мне поколдовать самому». Смолин охотно поддержал: молодой ученый должен полагаться прежде всего на самого себя. Пускай пробует. В самом деле: а вдруг?

И вот наколдовал все-таки!

Одна вспышка, вторая, третья… Застрекотали включившиеся в работу аппараты, связанные в единой системе.

Раздался телефонный звонок.

— Черт возьми! — услышал Чайкин в трубке голос радиста Моряткина. — Не ты ли, Громовержец, там мудруешь? Спятил, что ли? У меня связь с Москвой, а ты мне все уши замусорил!