Двое в океане

В это время снова раздался стук в дверь. В каюту вошла молодая женщина в элегантном джинсовом комбинезончике, с рулоном бумаги в руках.

— Можно, Всеволод Аполлонович?

— Конечно! Конечно! — вспыхнул радостной улыбкой Золотцев. — Для вас, душенька, всегда можно.

«Душенька» расстелила на столе лист факсимильной синоптической карты. Золотцев и капитан склонились над картой, а Смолин, сидевший в сторонке, присмотрелся к незнакомке.

По годам за тридцать, красиво уложенные, темно-русые волосы кое-где тронуты как бы легкой изморозью, прожилками модной седины. Тонкие черты лица, большие серые, влажно блестящие глаза.

«Нет, Золотцев не совсем прав, — подумал Смолин, — таких женщин стоит брать в дальние рейсы. Именно таких!»

— …Вот отсюда, как видите, с северо-востока идет циклон. К ночи возможно усиление ветра до двадцати метров…

— С северо-востока? — переспросил капитан. — Значит, отжимной?

— Отжимной.

Капитан подвигал крепкими скулами то ли озабоченно, то ли удовлетворенно.

— Ночью в порывах может случиться и до тридцати, — продолжала женщина.

— В ко́рму будет… — заключил капитан.

— В ко́рму.

Капитан залпом допил уже остывший кофе и поднялся.

— Ясно! Раз в ко́рму — этот ветер нам по зубам.

Он кивнул на прощанье Золотцеву и, не сказав больше ни слова, направился к двери.

Женщина коротко взглянула на Смолина и стала сворачивать карту. Золотцев перехватил ее взгляд и торопливо поднялся из-за стола.

— Что это я?! Недотепа! — обернулся к женщине, галантно склонил голову. — Позвольте вам, Алина Яновна, представить члена нашей экспедиции, известного ученого, доктора наук Константина Юрьевича Смолина. Вы, конечно, слышали о нем?

— Конечно, — задорно ответила женщина. — Очень рада. А я Алина Азан, — и протянула Смолину руку, маленькую, изящную, но неожиданно с сильными жесткими пальцами, привыкшую к нелегкому женскому труду.

«Наверняка у этой женщины большая семья», — подумал Смолин.

У себя в каюте Смолин вытащил из портфеля большой, размером с том энциклопедии, калькулятор и торжественно водрузил на стол. В конечном счете главное в его жизни вот в этой штуке, которая так ласково и зовуще поблескивает клавишами. Наверное, самый вдохновенный пианист не испытывает перед клавишами такого вожделенного нетерпения, какой испытывает сейчас он, Смолин.

В дверь постучали. На пороге стоял невысокого роста, щупленький молодой человек. Круглые глаза сдвинуты к самой переносице, на макушке задорно торчит светлый хохолок.

— Здравствуйте, Константин Юрьевич! — Несмотря на бравый вид, голос молодого человека был жидковат. — Понимаете… Я Чайкин. Андрей Чайкин.

— Понимаю! — сказал Смолин и улыбнулся. До чего же похож на молодого петушка, подумал он. — Заходите, прошу вас!

— Я на секунду. Понимаете… Константин Юрьевич… вы вроде бы прикреплены к нашему отряду… Так вот, по отрядам раздали таможенные декларации. Надо, понимаете, срочно заполнить. Через час власти придут. — Чайкин протянул Смолину листок. — Вот принес для вас…

— Зайдите! — потребовал Смолин. — Нельзя же на пороге. Как ваше отчество?

— Вообще-то Евгеньевич… Но лучше так… Без отчества.

Смолин протянул руку:

— Будем знакомы. Я тоже геофизик. Значит, мы коллеги, Андрей Евгеньевич!

— Очень приятно! Очень приятно, Константин Юрьевич! — Смолин почувствовал, как взмокли узкие пальцы руки, которую он сейчас пожимал.

— Я слышал, вы заново спаркер изобретаете?

На лице молодого человека отразилось смятение, будто его уличили в чем-то запретном.

— Да так вот… Понимаете… пытаюсь. Взял с собой кое-какие детали, чертежи подготовил. Надумал в рейсе попробовать. Побаловаться вроде бы в свободное время… Между всем прочим.

Эти слова Смолину не понравились.

— Серьезные вещи в науке между прочим не создают, — сказал он сухо.

— Понимаете… Я, наверное, не так выразился, — пробормотал юноша. — Если бы вы согласились взглянуть на мои расчеты…

— Не знаю, не знаю… — покачал головой Смолин. — Времени у меня будет мало. Я ведь наукой занимаюсь не «между прочим», а всерьез.

И поморщился, поняв, что сказал не то.

Чайкин заторопился.

— Извините, Константин Юрьевич! Бежать надо! К другим… Понимаете… — и исчез за дверью.

В восемь пришел представитель таможни для предварительной беседы. Всех призвали в столовую команды. Смолин был удивлен: как много, оказывается, народу на «Онеге»! Он явился в столовую одним из последних, пристроился в углу у двери — отсюда весь зал хорошо проглядывался.

Вот с этими людьми ему предстоит пробыть бок о бок целых три месяца, каждодневно на них взирая с утра до вечера. Кто они? Одни из них совсем юные, другие с посеребренными висками. И не поймешь, кто из команды, кто из экспедиции.

Справа Смолина подпирал твердым, как стена, плечом Крепышин. На его лице застыло скучающе-ироническое выражение. В который раз уходит в загранку, все знакомо!