Двое в темноте (СИ)

Скрип дивана, горячие мужские руки обнимают меня, прижимая к такой же горячей груди, одна рука коснулась волос, провела вниз по моим колтунам и лохматостям. Слезы замерли на глазах… мне… хорошо?.. вот так сидеть с Мэттом, чувствовать, как быстро бьётся его сердце, как его руки сжимают меня, пытаясь уберечь от этого, поддержать. Но эти слезы не были больными и едкими. Мне было просто грустно и непонятно, мне было тоскливо от того, что я бы очень хотела сейчас понять Бога, чтобы Он вот так сжал меня в своих всемогущих руках и сказал что-то такое утешающее, чтобы я поняла: Он не бросил меня на растерзание этому миру…

— Тш… не плачь, я рядом.

Сердце пропустило такт, сквозь слезы на губах появилась улыбка.

Спасибо, Бог. Спасибо. Я верю Тебе.

— А ещё… по поводу того, что Бог допускает зло, — я сильнее прижалась к груди, ликуя, радуясь. Внутри было хорошо, его руки гладили меня по волосам, заставляя таять.

— Что? — Тихий улыбающийся голос.

— Где-то давно читала, что когда-то где-то учитель пытался доказать своим ученикам, что Бог — это зло, потому что раз Бог создал всё, то создал и зло. А раз Бог создал зло, значит, он и есть зло. И тогда один ученик встал и сказал, что зло — это отсутствие Бога, как холод и тьма — это отсутствие тепла и света. Мне очень импонирует эта мысль…

— Слова-то какие умные. Импонирует…

— А то… интеллигенция.

Я рассмеялась, выпутывая руки из рукавов пижамы и сама, чувствуя, как захватывает волнение каждую клеточку тела, коснулась его кожи ладонями. Зажмурилась, не зная от удовольствия или от страха. Кожа была гладкой, местами попадались рубцы, и такой горячей, что с ума сойти было можно… я выдержала пару минут и отдёрнула руки. Сердце колотилось так, что сидеть было больно, я прижала ладонь к груди. Сейчас прям выпрыгнет.

— Ты меня боишься? Твоё сердце так бьётся…

Почему его голос такой грустный?..

— Нет… просто это все… немного… смущающе…

— Смущающе?

Мэтт замер, перестал меня оглаживать, и, казалось, даже перестал дышать.

— Блин, прости… я не должен был, да?.. извини… я без задней мысли, честно… — Руки Мэтта разжались, выпуская меня из горячих объятий и практически отталкивая меня от себя. Тем местам, которыми наши тела соприкасались, теперь стало холодно и зябко. Моя правая бровь начала в изумлении дёргаться. Это вообще, что сейчас произошло? Он что отодвигается ещё дальше? Почему он извиняется? Я же не сказала, что он домогается до меня? Или сказала? Я запуталась.

Однако моё молчание было истолковано как-то иначе.

— Только не обижайся, прошу, — в голосе Мэтта зазвучали умоляющие нотки, — мы только установили с тобой такие доверительные отношения… я не хочу их потерять…

Не хочет их потерять?.. так… я сейчас от удивления в соляной столб начну превращаться.

— Мэтт…

— Да?..

— Ты такой дурак… — выдохнула я, наощупь находя его, прислонившегося к дивану спиной, садясь рядом и кладя голову ему на плечо. Повисло молчание, Мэтт не двигался.

— Почему дурак?

Я рассмеялась, зажимая рот руками. Боже, какой же он все-таки дурак…

— Не смейся, а лучше объясни, — сердито посетовал парень рядом.

— Я не обижалась на тебя.

— Но ты же сказала…

— Я сказала, что это смущающе так сидеть для меня… это правда. Я девушка вообще-то, ну так для справки, вдруг ты забыл…

— Очень смешно, — проворчал Мэтт.

— Так вот, девушки обычно смущаются. Я не готовила, что «Эй, ты, козел, облапал меня тут всю, уйди противный, я недотрога». Я такое говорила?

Пауза.

— Нет.

— Ну вот и все.

Я вздохнула.

— Знаешь… никогда не понимал, что там у вас женщин в голове происходит… вы бы хоть поясняли, что ли… или экранчики к голове прикрутили. И вот, например, женщина злится, и у неё горит там: «обними меня, несчастный смерд, я хочу любви». Или «не трогай меня сейчас, убью нафиг».

Я задумалась…

— А знаешь, ты прав… было бы намного проще, если бы и женщины, да думаю и мужчины тоже, сообщали, что у них там в голове.

— А мужчинам то что? Там всё понятно. Четыре режима: голоден, устал, сыт, отдохнул. Голоден и устал — всем пипец, сыт и устал — уже лучше, сыт и отдохнул — жить можно.

— Ну да, конечно. Ситуация: сидит парень с таким видом будто мир умер у него на глазах и вообще все ему должны много и давно, начинаешь спрашивать, что случилось, чем помочь, как поддержать, а в ответ «не лезь», «все нормально», «отстань», «не трогай меня» и прям вишенка — «ничего». Спрашиваешь его, а он только злится больше. Вот как понять такое?

— Просто оставить в покое, — устало произнёс Мэтт.

— То есть как это? Ну он же мне не чужой, не могу просто бросить его в беде. Лично я бы на такое просто оставить в покое меня, когда мне плохо, не просто обиделась бы, а смертельно как минимум.

— Я говорю, как есть, в такой ситуации лучше не трогать, когда отойдёт, сам придёт за утешением, если оно понадобиться. Или не понадобиться вовсе. А вы там вообще как-то по-другому работаете…

— А чай можно хоть делать?

— Можно, — его рука мягко опустилась мне на плечо и прижала меня к нему.

В голове продолжал работать раздумывательный аппарат, генерируя новые идеи и сразу, без обдумывания, выдавая их на озвучку.