Двоедушник

А чуть поодаль, в нелепом полосатом переднике, со сковородкой в руках стояла ничего не понимающая Шанна. Беззвучно открывала и закрывала рот, хлопала ресницами и выглядела при этом глупее некуда.

* * *

– Да, я тоже по-прежнему нуждаюсь в еде. С превеликим, кстати, удовольствием лопаю. – Отвернувшись от керосинки, на которой исходила паром чугунная сковорода, Шанна поставила на стол квадратную белую тарелку. – Ты ешь, не бойся. Продукты бабушка с лицевой стороны приносит. Вполне… натуральные.

Выглядело содержимое тарелки как адское рагу, мешанина из всего хоть сколько-нибудь съедобного. Но Ника не отказалась. Наоборот – энергично заработала вилкой.

В отличие от нее, Шанна не спешила. Больше говорила, чем ела, и сопровождала свои слова движением руки с ножом, словно дирижировала.

Третьим в их компании за столом был Ариман. Этот просто сидел, откинувшись на спинку стула, со скрещенными на груди руками.

Остальные, включая Игни, разбрелись по комнате – это не было полноценной кухней. Скорее, первое попавшееся помещение, приспособленное под нее с помощью керосиновой плитки и трех сдвинутых вместе металлических столов. Вид их наводил на мысль о промышленной разделке мясных туш. Все три имеющихся стула были заняты, поэтому не участвующим в трапезе конвоирам приходилось подпирать стены. Всем, кроме Эша – тот оккупировал подоконник.

Как и остальные, Игни ловил каждое сказанное за столом слово и сожалел, что сам оказался не силен в дипломатии. Вот и приходилось теперь во всем полагаться на красноволосую пигалицу, которая вела себя по-хозяйски, ничуть не смущалась сумрачным видом главы Предела Порядка и вообще как-то слишком уж непринужденно держала в руках судьбу Ники. И его, Игни – тоже.

– Просто отпусти их, – убеждала Шанна. – Собираешься учить Нику? Серьезно? Лично я не знаю человека, который был бы более неспособен к насилию, чем она.

При этих словах поэтическую физиономию Аримана перекосила гримаса. Видимо, вспомнил историю обманутого им приятеля-пацифиста.

– Вытащи Ландера из-под Вуали, и пусть она проваливает, – грубо заявил глава Предела, разбивая образ печального интеллигента вдребезги.

– Не могу. До тех пор пока не займу бабушкино место, дорога на лицевую сторону мне заказана. А бабушка уже отказалась. И она не привыкла дважды обсуждать одно и то же…

– Я подожду, пока Коровьей Смертью станешь ты.

Шанна широко улыбнулась и кивнула.

– Жди. За это время он просто сгорит.

Словно в подтверждение ее слов, комната перед глазами Игни стала на пару тонов темнее. Вуаль. Не потому ли ее так называют, что на лицо словно вдовий платок накидывают? Чужой голос в голове снова попытался затянуть волынку о мостах, но Игни посмотрел на жующую Нику, и голос заткнулся. Не навсегда. Просто проиграл сейчас, но это значит лишь то, что в дальнейшем он станет еще настойчивей и злее…

Вдобавок ко всему, его руку в том месте, где ее стягивала белая бинтовая повязка, настойчиво поглаживали пальцы Идель. Пытался делать вид, что ничего не замечает, но она не прекращала. Дернул плечом. Дошло наконец-то.

– Обиделся? – прямо в ухо дунула.

– Ты в меня стреляла.

– Я знала, что не убью тебя. Ты пытался сбежать. Я делала то, что должна была. Все ведь в порядке, правда?

Игни не мог объяснить ей то, что просто недоступно ее пониманию. То, что для любого нормального человека лежит вне категорий «хорошего» или «плохого», «злого» или «доброго», «любви» или «ненависти». То, что недопустимо. Просто потому, что где-то внутри него прочерчена – процарапана, по живому вырезана – грань, которую он не переступит ни-ког-да.

Не мог. Да и не хотел.

– Ты. В меня. Стреляла, – повторил он, чеканя слова. И, кажется, слишком громко. – Из этих слов никак не складывается фраза «все в порядке».

Ника услышала. Посмотрела на обоих с тревогой и искоркой любопытства. Не хватало еще и ее во все это втягивать.

Только Шанна и Ариман по-прежнему не замечали ничего вокруг. Красноволосая девушка продолжала гнуть свою линию. С завидной легкостью. Словно в действительности не переживала за исход переговоров. Просто убивала время. А Игни вдруг понял, что чертовски плохо ее знал. Для него она всегда была «мелкой», «пигалицей», а в особенно неудачные дни еще и «козой». Досадный довесок к ненавистному Князеву. Так, путалась под ногами, строила из себя спасительницу князевской души. И всего остального тоже. Носилась с этим дурачьем, как с писаной торбой. С его болячками, дырявыми ботинками и вечными истинами… И чем только Антон заслужил подобную преданность?

В то время как он – преданности достойный – перебивался общепитовскими отходами и каждым своим появлением вызывал у нее на лице выражение вроде «я воспитанная, поэтому вслух ничего не скажу, но когда он уже, наконец-то, сдохнет?».

Чувак, ты, что, завидуешь?

Напрочь отвлекся от дискуссии, хотя она явно заслуживала внимания. Шанна продолжала упражняться в красноречии.