Двоедушница (СИ)

Вдоль позвоночника пробежала приятная дрожь, и вспышка бледно-зелёного света завершила моё превращение. Я встряхнула головой, принюхиваясь к холодному воздуху, и двинулась на восток.

Я не знаю, сколько прошло времени. Животные инстинкты работали не так, как у людей, и понятие о времени ограничивалось лишь дневным светом и ночной темнотой. Но рассвет был близок, так же, как и монастырь.

Серая полоска приближающегося рассвета становилась всё ярче. Лес поредел, и в воздухе отчётливо различался запах спелых яблок. Странно, ведь сейчас был декабрь. Какие же яблоки могли быть в начале зимы?

На опушке леса я остановилась. Здесь запах усиливался, но ни яблок, ни монастыря нигде не было, только полуразрушенный фонтан посреди покрытой снегом просеки.

Осмотрев окружности, я подошла к фонтану. Ему было здесь не место, но судя по следам, оставленных на нём временем, стоял он здесь очень давно, что само по себе было странным.

Вообще всё в этом месте было странным, словно оно существовало здесь, но в то же время и не здесь. Я могла смотреть как на фонтан, так и сквозь него. Это была магия, причём очень сильная.

Я отступила назад, но что-то уже начало происходить: снег подо мной начал таить, фонтан исчез, а на его месте посреди яблоневого сада появился монастырь с крошечной часовней. В тени ветвистого дерева стоял высокий худощащий монах, возле ног которого на траве лежал огромный чёрный кот с серой подпаленой на груди. Меня ждали.

— Тимофей, хватит лодерничать! — строго сказал монах. — Принеси нашей гостьей воды!

Огромный чёрный кот с серой подпаленой на груди лениво встал, и уже темноволосый парень немногим старше меня протянул мне кружку с водой. Я обратилась в человека и, жадно выпив всё до последней капли, попросила ещё.

— Пойдём, дитя, — ласково позвал монах. — Ты, наверное, голодна. Да и умыться и переодеться тебе тоже будет не лишним.

— Благодарю, но сначала мне нужно отправить весточку родным, что я добралась, — монах бросил косой взгляд на Тимофея, и тот нахмурился.

— Александра, — как можно мягче произнёс монах, — к сожалению, это невозможно. — Я растерянно перевела взгляд с него на Тимофея. — Белолилейники добрались до них, твоих родителей и брата больше нет.

Я долго не могла понять, что значила фраза "их больше нет". Как "нет"? Что значит "нет"?

— Нет? Нет! Нет! Нет! Нет! — Я бросилась бежать назад к фонтану, но его нигде не было. — Нет! Нет! Нет! — кричала я. — Отпусти! Отпусти меня! — Тимофей железной хваткой обхватил меня за талию. — Мне нужно домой! Я хочу домой! — Глаза наполнились слезами, и я уже ничего не видела перед собой.

Два дня я отказывалась от еды и воды, едва осознавая, где я нахожусь. И ни солнечный свет, ни пение птиц, ни мольбы монахов сделать хоть глоток воды не производили на меня никакого эффекта.

Мой мир рухнул. Всё, чем я жила прежде, исчезло безвозвратно. Мне не зачем было есть, пить, дышать, жить. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы не оставила их, не ушла бы, я…

— Лучше бы я умерла вместе с ними, — охрипшим голосом сказала я монаху, не теряющему веры в то, что хотя бы крупица здравого рассудка вернётся ко мне. Монах устало вздохнул.

Половицы заскрипели под тяжёлыми сапогами. Тимофей схватил меня за руки и выволок во двор. Я даже не сопротивлялась.

— Посмотри! — приказал он, кидая меня на траву. — Посмотри вокруг! — Я подняла голову и посмотрела на группу детей самых разных возрастов, играющих в салки. — Думаешь, ты одна такая? Только ты осталась сиротой? Посмотри, сколько их здесь! Знаешь, сколько лет самому младшему? Шесть! И он не плачет, не рыдает! Только ты истеришь, как дура!

— Тимофей, достаточно! — прикрикнул на него монах, а я снова расплакалась. — Дай ей покой!

И покой мне дали. До позней ночи я так и просидела на траве пустым взглядом смотря куда-то вдаль. Спала я бы тоже на улице, если бы всё тот же Тимофей не отнёс меня в мою комнату, в которой едва помещалась кровать.

Однако, не смотря на истощение, уснуть я не смогла. Грубые и жестокие слова Тимофея эхом отдавались в каждом моём вдохе, неминуемо приближая смирение и что-то другое, другое чувство, другое желание — желание отомстить.

Когда взошло солнце, я встала с кровати и принесла из колодца воды, чтобы привести себя в порядок. Под удивлённые взгляды монахов, я прошла к столу, накрытому для завтрака на улице, и взяла себе немного свежеиспечённого хлеба и кружку молока. Я подсела к Тимофею и отщипнула кусочек хлеба.

— Спасибо, — тихо сказала я, и, встретившись с ним взглядом, поняла, что желание отомстить мы делили на двоих.

***

— И что было дальше? — Игорь сидел на диване в библиотеке, задумчиво покручивая в руке пустой стакан из-под коньяка.

— А дальше… Дальше была долгая зима под бархатным зноем вечного лета, — ответила я, крепко сжимая Костину подвеску. Дождь неустанно барабанил в окна уже второй день. Когда я была маленькой, мой прадедушка говорил, что гром гремел от того, что Бог гневался, и сейчас, вслушиваясь в раскаты, я раздумывала о том, что могло быть его причиной.

— Думаешь о нём?