Двоевластие

Ближе, ближе… так и есть! Громадной массою, без порядка, теснясь и толкаясь, оборванные, худые как скелеты, с закутанными в разное тряпье головами и ногами, шли русские воины, более похожие на бродяг, чем на ратников. Впереди этого сброда верхом на конях ехали боярин Шеин с Измайловым и его сыном, князь Прозоровский, Ляпунов, Лесли, Дамм и Матиссон. Увидев скачущих всадников, они на миг придержали коней. Теряев поравнялся с ними и вместо поклона скорбно всплеснул руками.

– А я с помощью! – воскликнул он. Шеин покачал головою.

– Поздно!

– Что сказать воеводе?

– А кто с тобою?

– Князь Дмитрий Михайлович Пожарский! – Шеин тяжело вздохнул.

– Скажи, что просил я пропуска у короля Владислава, сдал весь обоз, оружие, зелье, пушки и домой веду остатки рати. Во всем царю отчитаюсь да патриарху!

– Помер патриарх, – глухо сказал Теряев.

Шеин всплеснул руками.

– Помер? – воскликнул он. Смертельная бледность покрыла его лицо, но он успел совладать с собою. Усмешка искривила его губы, и он сказал Измайлову. – Ну, теперь, Артемий Васильевич, конец нам!

Теряев вернулся к князю Пожарскому и донес про все, что видел. Князь тяжело вздохнул.

– А знаешь, что мне в грамоте наказано? – спросил он Теряева. – Объявить опалу Измайлову и Шеину и взять их под стражу!

– Вороги изведут его! – воскликнул Теряев.

– Про то не знаю!

Пожарский сел на коня, окружил себя старшими начальниками до сотника и тронулся навстречу разбитому войску. При его приближении Шеин, Прозоровский и прочие сошли с коней и ждали его стоя.

Пожарский слез с коня и дружески поздоровался со всеми.

– Жалею, Михайло Борисович, что не победителем встречаю тебя! – сказал он.

– Э, князь, воинское счастье изменчиво! – ответил Шеин.

– Сколько людей с тобою? – спросил Пожарский.

Шеин побледнел.

– У ляхов две тысячи больными оставил, а со мною восемь тысяч!

– А было шестьдесят шесть! – невольно сказал Пожарский, с ужасом оглядываясь на беспорядочную толпу оборванцев.

– На то была воля Божия! – ответил Шеин.

Пожарский нахмурился.

– Есть у меня царский указ, боярин… – начал он и запнулся.

К боярину вдруг возвратилось его самообладание.

– Досказывай, князь, я ко всему готов!

– Прости, боярин, не от себя, – смутился Пожарский. – Наказано тебя и Артемия Васильевича с сыном его под стражу взять и сказать вам царскую опалу. Гневается царь – батюшка!

– И на то Божия воля! – проговорил боярин. – Судил мне Господь до конца дней моих пить горькую чашу. Бери, князь!

Шеин отделился от толпы и стал поодаль. Измайлов с сыном медленно подошли к нему.

Пожарский сел на коня.

– Теперь что же? – сказал он. – Отдохнем! Князь, – обратился он к Теряеву, – прикажи станом стать и пищу варить. Всех накормить надо, а бояр возьми за собою.

– Мне, князь, стражи не надо, – твердо сказал боярин Шеин, – слову поверь, что ни бежать, ни над собою чинить злое не буду! Освободи от срама!

– И меня с сыном, князь! – сказал Измайлов.

Пожарский сразу повеселел.

– Будь по – вашему! – согласился он. – Ваше слово – порука!..

Теряев велел скомандовать роздых. Скоро везде запылали костры. Безоружные воины соединились со своими товарищами и жадно накинулись на еду. Шедшие на выручку им воины с состраданием смотрели на них и торопливо делились с ними одеждою. Без содрогания нельзя было смотреть на них, без ужаса – слушать…

Попадались люди, сплошь покрытые язвами, из десяти у семи были отморожены либо руки, либо ноги: из распухших десен сочилась кровь, из глаз тек гной, и все, как голодные звери, бросились жадно на горячее хлебово.

Три дня отдыхала рать Пожарского и затем двинулась назад к Москве. Во всей нашей истории не было примера такого ужасного поражения. Из шестидесяти шести тысяч войска боярин Шеин привел восемь тысяч почти калек, потеряв сто пятьдесят восемь орудий, несметную казну и огромные запасы продовольствия. Нет сомнения, что военное счастье переменчиво, но, рассматривая действия Шеина, нельзя не признать, что он много испортил дело своею медлительностью. Этим воспользовались бояре, ненавидевшие Шеина за его заносчивость, и, чувствуя свою силу после смерти Филарета, громко обвинили Шеина и Измайлова в измене. Царь не перечил им.

Шеина и Измайлова судили. Истории не известны еще ни точные обвинения Шеина, ни его защита – архивы не сохранили этих драгоценных документов, и мы только знаем, что 23–го апреля 1634 года боярина Шеина, Артемия Измайлова и его сына Василия в приказе сыскных дел приговорили к смерти. Но трудно думать, чтобы среди русских военачальников мог существовать когда‑нибудь изменник. Ни предыдущая, ни последующая история до наших дней не давали нам подобных примеров. Скорее всего, страшное осуждение Шеина было делом партийной интриги, своего рода местью уже упокоенному Филарету. Уже одно то, что и Измайлов, и Шеин добровольно вернулись в Москву, говорит за их невиновность. По крайней мере русские историки (Берг, Костомаров, Соловьев, Иловайский и др.) не решились обвинить опороченных бояр.