Двойная эмиграция

В дальнем конце коридора раздались голоса, и я поняла, что это врачи нашей смены возвращаются с обхода. Я рванула воротничок на кителе немца, а он как будто очнулся от моего рывка и снова зашептал клокочущим голосом:

– Пе-ре-дашь пар-ти-за-нам че-рез На-таль-ю, … край-ня-я ха-та села Кх-х-х-х…

Вздрогнул всем телом, потом широко открыл глаза, громко выдохнул и обмяк на кушетке…

Я нащупала что-то гладкое в полуоторванном воротничке и быстро вытащила ЭТО оттуда. В моих руках оказался плотно скрученный в трубочку листок очень тонкой бумаги, которую выдавали солдатам и офицерам для личных нужд, и они писали на ней письма родным, а иногда даже скручивали из неё папироски. Все знали, что в немецкой армии введены жёсткие ограничения на курение и солдатам выдаётся не более шести сигарет на день. Но все также знали, что особо ловкие солдаты и офицеры умудряются где-то нелегально доставать табак и…

Я мигом сунула ЭТО в карман передничка и, чтоб вошедшие не заметили моего смятения, принялась поднимать всё ещё валяющиеся на полу носилки. Тут открылась дверь и в операционную вошли, что-то бурно обсуждая, врачи и медсёстры…

Пристроив носилки в углу операционной, я, опережая вошедших, рванула обратно к офицеру, а он лежал на кушетке, широко открыв глаза и улыбаясь счастливой улыбкой – то ли от радости, что, умирая, выполнил свой долг, передав мне важные сведения, то ли от воспоминаний о селе, так и не названном им в своей последней фразе…

Но я-то знала, что это за село такое, и что за хата такая крайняя, и что за Наталья в той хате живет. Я уже поняла всё. И ещё у меня теперь была карта! Очень важная карта! Я только мельком глянула на неё, но уже знала, что это непростая карта, а топографическая! На ней была подробно изображена местность и нанесены какие-то объекты.

Дальше мне разбираться было некогда… Я поняла, что не могу больше оставаться в этом госпитале, помогая немецким солдатам. Я не хочу спасать их жизни и оберегать их покой! Довольно! Зачем я здесь?! Зачем стараюсь услужить людям, которых уже не уважаю и не ценю? Зачем выхаживаю солдат, чуть не погубивших недавно мою сестру? В голове зазвучала лишь одна назойливая мысль: «Они мне чужие!» Эта мысль не давала мне покоя, она выматывала меня! Я едва смогла дождаться окончания дежурства, уже не стараясь убедить себя в обратном, мысленно повторяя, как это делала раньше, что и мои сыновья – немецкие солдаты и, возможно, тоже нуждаются в моей помощи! Ничего не помогало – мне не терпелось сбежать отсюда! Во что бы то ни стало! Видимо, в тот миг что-то надломилось в душе и никак не хотело срастаться…

В какой-то миг я даже поймала себя на мысли, что пытаюсь обвинить своего мужа Александра в том, что он уговорил меня переехать из Петербурга в Мюнхен. Я же очень страшилась этого переезда и согласилась на него только ради прихоти Александра, поддавшись его убеждениям.

«Эх, – сокрушалась я, – если б мы не переехали в Мюнхен, мне бы сейчас не пришлось ухаживать за немецкими солдатами, а нашим детям не пришлось бы стрелять в русских людей! Мы с мужем и детьми находились бы в этот момент совершенно по другую сторону фронта, а, возможно, и воевали! И я бы охраняла покой и лечила русских солдат, а не немцев! А мои сыновья защищали бы СВОЮ Родину, шагая в одном строю – плечом к плечу рядом с моим братом, сыновьями Натальи и её Егоршей!»

И тут я поняла, что между мной и Александром уже давно выросла ледяная стена обиды…

Побег

Без капли сожаления я той же ночью покинула госпиталь, хотя прекрасно понимала, что в нём без особого риска для жизни, в полном спокойствии, сытая, обутая и обогретая я могла бы ещё долгое время исполнять свой сестринский долг.

Я натянула уже не раз служившие верой и правдой высокие немецкие сапоги и так полюбившийся мне добротный немецкий плащ, в сухарную сумку сунула накопленные съестные припасы и все свои документы. Забыв про осторожность, не дождавшись очередной непогоды, я двинулась в сторону села. Вооружившись, как обычно, скальпелем, я так спешила, что не заметила, как в лесу нарвалась на немецкий патруль…

Эти два солдата выскочили из леса на тропинку прямо за моей спиной. Они ловко с двух сторон ухватили меня под руки, приподняв на секунду над землёй. От такого прыжка в высоту я ойкнула и больно прикусила язык. Один грозно посмотрел на меня и, повернув лицом к луне, коротко спросил на русском языке: «Куда?»

Я растерялась. Я была совершенно не готова к их нападению. Я уже подготовила целую речь для своей сестрёнки, мечтая обрадовать её важной новостью про карту, но совершенно не придумала, что соврать патрулю, если меня поймают. Конечно, они не знали в лицо всех медсестёр из госпиталя, и приняли меня за нарушившую комендантский час жительницу села, помогающую партизанам, или вообще за партизанку! А зачем же, по их мнению, я с такой скоростью мчусь ночью в сторону села?! Конечно, партизанка! Значит, меня надо непременно арестовать за нарушение комендантского часа и доставить в комендатуру для допроса!