Двойная игра

Когда мы выстраиваем различные версии случившегося, мы твердо верим в каждую из них. Пожалуй, не меньше, чем писатели – в написанное ими. Писатель настолько преисполнен странной, необъяснимой веры в то, что описываемое им – реально, что так все и происходило в действительности, что способен убедить в этом других. В некотором роде гипноз посредством печатного текста. И, конечно, благодаря добровольному желанию читателя быть загипнотизированным. Читатель верит гипнотизеру-писателю, потому что сам жаждет поддаться внушению.

В последние дни я тоже старался восстановить события в том порядке, как они представлялись мне, только, в отличие от писателя, мне не надо было заботиться о том, чтобы убедить кого-то в их правдоподобии. Достаточно было убедить самого себя. Я был одновременно и гипнотизером, и гипнотизируемым. Безусловно, этот механизм обратной связи таит в себе опасность ошибки, особенно если субъектом и объектом (прошу прощения за отвлеченные понятия) является один и тот же обыкновенный человек, который может не только создавать железные логические конструкции, но и поддаваться настроениям, быть субъективным и даже иметь какие-то соображения, подсказанные интуицией (или инстинктом, если выражаться в соответствии с биологией).

Я делаю это небольшое отступление, чтобы объяснить (прежде всего самому себе), как я пришел к твердому убеждению, что Зорница Стойнова все же приложила руку к судьбе Борисова. Я ощущал в моем внутреннем кармане две регистрационные карточки с неверно проставленным числом и был готов поставить знак минус перед всем, что мне о ней известно.

В семь тридцать я сидел за своим рабочим столом – гладко выбритый, сытый, с просветленной (от кофеина и никотина) головой, готовый действовать. Наверное, теперь-то я и был, как выразилась бы Неда, клинком, вынутым из ножен. Ровно в восемь я собирался позвонить Зорнице. Как видите, вопреки всему, я ждал, когда она пробудится ото сна, – даже в тот момент я, преисполненный готовности стать клинком, проявлял деликатность. А можно ли деликатно проткнуть человека клинком?..

Незадолго до восьми телефон зазвонил.

Говоривший представился лейтенантом Петровым и попросил разрешения явиться для доклада. Вот вкратце то, что он доложил.

В семь часов двадцать пять минут вызванная по телефону дежурная группа обнаружила мертвую женщину. Она найдена в своей квартире лежащей с перерезанными венами в заполненной водой ванне. Предварительный осмотр позволяет предположить самоубийство. Сообщила об этом мать: обеспокоенная тем, что дочь не отвечает на телефонные звонки, она решила зайти к ней утром. Женщину зовут Зорница, фамилия Стойнова, возраст тридцать лет, живет неподалеку от Третьей градской больницы…

Она лежала в ванне, вода доходила ей до подбородка. Голова склонилась к правому плечу, глаза были закрыты. Из мутно-коричневой воды высовывалось левое плечо, бледное, гладкое и прекрасное, как у статуи. Фигура ее едва угадывалась под полупрозрачным покровом воды, окрашенной ее кровью. Лицо, лишенное жизненных токов, отливало синевой, казалось искусственным и застывшим.

На запястьях зияли два синевато-розовых разреза. Бритву нашли на дне ванны.

К одиннадцати, дождавшись, когда будут закончены положенные в таких случаях формальности, а квартира неподалеку от Третьей градской – заперта и опечатана, я вернулся на работу и застал у себя Неду.

Она стояла у окна. Когда я вошел, она обернулась – ее острый профиль четко обрисовывался на фоне светлого окна, от резкого движения взметнулись волосы, открылась по-детски худая шея.

Я сел на свое место за столом.

– Случилось что-нибудь? – спросила она.

– Всю ночь провел в поезде, почти не спал. Извини, устал как собака.

Ох, как у меня заломило вдруг в висках. Я начал их растирать.

– Троянский разрешил мне войти, подождать тебя. Хочу тебе кое-что рассказать. Ты должен все знать до того, как встретишься с этой… с любовницей Борисова.

Она села на стул, на тот самый стул, на который садились все приходящие сюда.

– Вчера часа в четыре мы с Евой пошли к ней. Это я уговорила Еву потребовать у нее деньги. Или, по крайней мере, узнать, где они.

– Какие еще деньги?

Неда строго взглянула на меня.

– Не кричи. А то я уйду.

– Хорошо, не буду.

Я снова начал растирать виски. Обруч, стягивавший мне лоб, немножко расслабился.

– Если профессиональный долг не позволяет тебе проявлять человечность, то мне ведь ничто не мешает. Поэтому я решила помочь Еве найти деньги, которые принадлежат ей. Я не могу смотреть, как акулы пожирают несчастных рыбешек. К тому же ты сам впутал меня в эту историю.

– Дальше.

– Мы пошли к ней. Застали ее врасплох. Она пригласила нас в комнату – она там работает, делает какие-то куклы…

– С чего ты решила, что деньги у Зорницы? Неда зло усмехнулась.

– Зорница!.. Может, ты с ней уже на «ты»? – Да.