Двойная ошибка

На дворе глубокая осень. В сарае – куры, выращенные мною специально для детей. В подвале – собранный урожай, который я планировала растянуть до весны. Как я уйду? Куда? Чем буду кормить детей?

– Тохтар, я никак не могу уйти. Тут моё хозяйство, я вложила в него много денег и сил. Мне нужно время, чтобы как минимум продать его.

– Твоё хозяйство?

– Ну да… Овощи и птица. У меня дети маленькие. На улице холодно, нам некуда идти.

– Послушай, я всё понимаю, но и ты меня пойми. Покупатель позвонил неожиданно. Деньги предлагает хорошие, отказать ему я никак не могу. Где я другого искать буду, находясь за границей? Так что… на, возьми, – он протягивает мне стопку крупных купюр. – Надеюсь, этого хватит, чтобы компенсировать продукты?

Рыночную стоимость я не знаю. Здесь, в селе господствует натуральное хозяйство, многое выменивают, а не покупают. Беру деньги, понимая, что другого выхода всё равно нет. Спасибо и на этом.

Впопыхах собираю вещи. Дети капризничают, улавливая моё беспокойство. Тохтар поторапливает и злится, ему кажется, что я намеренно копаюсь и затягиваю свой уход. Какая-то женщина ждёт, чтобы убрать после меня дом к приходу визитёров. Вот и всё…

Стою на улице с детьми и торбами вещей. Сыро, холодает, дети хнычут. Не понимаю, что делать. Остаться тут в селе и проситься к кому-то на постой? Может быть, лучше поехать в район или даже область и искать там работу? Очень страшно. Потому что я впервые осталась совсем одна, без старшего, который укажет, как правильно поступить. Я ещё плохо умею принимать решения и теряюсь в критические моменты.

 – Линка, что случилось? – из соседнего двора выходит Костик, наш сосед.

– Тохтар приехал, дом продаёт. А я на ходу прикидываю, куда мне податься.

– Автобус в район ты всё равно уже пропустила. Давай к нам, переночуешь, заодно подумаем, как тебе быть дальше.

У соседей трое по лавкам и дом небольшой. Кое-как устраиваюсь со своими в гостиной. Холодно, комнату почти не отапливают в целях экономии. Но это всё же лучше, чем ночевать на улице.

На рассвете сосед с напарником отправляется в большой областной центр за пятьсот километров – дважды в неделю он возит грузовым микроавтобусом на тамошний рынок продукты односельчан и сдаёт их оптом. Мы с детьми устраиваемся на мешках картошки и едем с ними. Впереди у нас – полная неизвестность. Одна надежда на соседа – он обещает, что попробует устроить меня торговать на рынке.

Еду, которую соседка дала нам с собой, дети съедают ещё по дороге. Замёрзшие и голодные, приехав на место, выбираемся из машины и оглядываемся по сторонам. Костик уходит, а я с малышнёй в нерешительности мнусь возле вещей, не имея ни малейшего понятия, куда идти. За грех, глупость и доверчивость плачу сторицей… 

 

Наши дни

Трудно понять, где реальность, где сон, а где бред больного воображения. Какие-то звуки и обрывки воспоминаний крутятся в голове. Я то снова куда-то ныряю, то возвращаюсь в сознание.

– В целом неплохо, – сквозь плотный туман слышу мужской голос. – Снижаем дозу…

Пытаюсь открыть глаза, чтобы установить источник звуков. Но вижу только какие-то голубые пятна. Всё расплывается.

– С возвращением, – тот же голос. 

Откуда? Плохо понимаю, что происходит. А спросить не могу – что-то мешает.

В голове проясняется медленно. И снова появляется жуткий страх: что с детьми? Сколько я здесь? Будто читая мои мысли, опять появляется голубое пятно и тот же голос.

– Вам велели передать, как только вы придёте в себя, что с детьми всё хорошо, можете не волноваться.

Кто велел передать? Спросить бы, но не могу. Главное – дети у кого-то под присмотром. Беспокойство за них не проходит, но становится не таким острым.

Первое, что делаю, когда учусь самостоятельно дышать, – прошу у медсестры телефон и звоню детям. 

– Алло, – голос сына звучит испуганно.

– Арслан… – больше ничего выговорить не могу – душат слёзы, не хватает кислорода.

– Мама, мамочка! Это ты?

– Я…

Надо бы спросить, как они, где, с кем, но ничего не получается. Я снова задыхаюсь.

– Мамочка, мы тебя очень ждём. Когда ты приедешь за нами?

Захлёбываюсь от рыданий. Медсестра берёт трубку.

– Арслан, твоя мама ещё очень слабая, она не может много говорить. Она передаёт, что очень любит и скучает. Как только ей будет лучше, она позвонит тебе снова.

Процесс выздоровления движется медленно. Говорить по телефону по-прежнему очень трудно, но слушать я могу долго. Мои птенчики по очереди щебечут мне в трубку, наперебой рассказывая свои новости. Ничто так не подстёгивает выздоровление, как весёлая болтовня моих кровиночек.

От детей я знаю, что живут они в столице с Лёниной бабушкой, которая занимается с ними музыкой. Отец часто навещает их, гуляет, покупает игрушки и вкусную еду. Он строгий, дети сначала его боялись, особенно Эдже, но теперь привыкли и с восторгом говорят, что папа – хороший. И бабушку они тоже очень любят.