Двойная осторожность

— Я искал их весь день, но теперь они у меня, — перебил я. — У меня они! С собой!

— Ну, ладно, — напряженно ответил он. — Вези их теперь к моему отцу. К отцу, понял?

— Понял, — ответил я. — Я сейчас прямо туда. Но мне потребуется некоторое время на дорогу. Я довольно далеко оттуда.

Анджело что-то пробурчал себе под нос, потом спросил:

— Сколько времени? Где ты сейчас? Мы тут торчим уже целые сутки, мать твою!

— Я недалеко от Бристоля.

— Где-е?! — яростно взревел Анджело.

— Чтобы доехать к вашему отцу, — продолжал я, — мне потребуется четыре часа.

Наступило короткое молчание. Потом — голос Сары, уставшей настолько, что она даже плакать не могла, отупевшей от страха.

— Где ты? — спросила она.

— Недалеко от Бристоля.

— О господи! — она уже не сердилась. В голосе звучала безнадежность. — Мы больше не выдержим, Джо...

Трубку вырвали у нее на полуслове, и я снова услышал Анджело.

— Поспеши, недоносок! — сказал он и бросил трубку. «Передышка», подумал я. Еще четыре часа Анджело не будет ждать звонка от отца. Так что вместо постоянно растущего угрожающего напряжения в ближайшие четыре часа в доме в худшем случае будет царить лишь сносная в общем-то раздражительность. По крайней мере, я на это надеялся. А может быть, они даже чуть расслабятся, если не будут ждать, что в любую минуту зазвонит телефон.

Прежде чем вернуться в машину, я открыл багажник, достал подзорную трубу и оба ружья из мягких гнезд в чемодане, завернул их в коричневое полотенце и положил в салон, на заднее сиденье, обтянутое коричневой тканью.

Положил рядом коробки с патронами и тоже прикрыл их полотенцем. Потом оглядел свои руки. Они не дрожали. Зато в душе я трясся...

Я свернул на улицу, где стоял дом Кейтли, и остановился так, чтобы меня не могли увидеть из задернутых занавесками окон. Я видел крышу, часть стены, большую часть палисадника — и машину Анджело на дорожке.

Народу на улице было мало. Дети, должно быть, как раз пришли из школы и сейчас сидели по домам, пили чай. Мужья еще не вернулись с работы: большинство стоянок пустовало. Тихий, мирный пригород. Ряды недавно выстроенных коттеджей, в каких живут люди среднего достатка. Открытое пространство: деревьев почтя нет, столбов тоже мало: в новых районах кабели по большей части идут под землей, лишь изредка выныривая на свет божий. На фотографии с домом Питера был один телеграфный столб, от которого шли провода к соседним домам, и ничего больше. Никаких препятствий. Аккуратные асфальтовые тротуары, белые бордюрчики, гудроновая мостовая. Вокруг некоторых садиков — аккуратно подстриженные невысокие живые изгороди. Ровненькие прямоугольнички газонов. И акры готовых отдернуться тюлевых занавесок. Они меня видят, а я их-нет.

При прицельной стрельбе главное — правильно оценить расстояние до мишени. На стрельбище расстояние всегда известно и всегда одно и то же. Я привык стрелять с трехсот, четырехсот и пятисот ярдов. А также с девятисот и тысячи ярдов. Это уже больше полумили. От дистанции зависит угол прицела: чем больше дистанция тем выше надо целиться, чтобы попасть.

На Олимпийских играх дистанция всегда триста метров но зато стреляют из разных положений: стоя, с колена. И лежа. К тому же на Играх разрешается произвести десять прицельных выстрелов в каждом положении — десять дополнительных шансов пристреляться, прежде чем ты сделаешь те сорок выстрелов, которые идут в зачет.

А здесь, на улице Нориджа, у меня не было возможности сделать десять прицельных выстрелов. Я должен был попасть с первого раза.

Раз нет линий телеграфных столбов, значит, нет возможности точно определить расстояние. Хотя палисаднички могут помочь. Они скорее всего все одинаковой ширины, раз дома все одинаковые. Я, стараясь выглядеть как можно беззаботнее и неприметнее, выскользнул из машины и пошел по улице, прочь от дома Питера.

В каждом палисаднике — четырнадцать шагов. Я посчитал в уме и прикинул, что триста ярдов — это где-то двадцать два дома.

Я посчитал еще. Между мной и мишенью было только двенадцать домов.

Ну, скажем, сто семьдесят ярдов. Что ж, короткая дистанция мне на руку. Я мог быть уверен, что попаду в мишень размером в одну шестидесятую градуса; иными словами, на расстоянии ста ярдов — в круглую мишень в дюйм диаметром, на расстоянии двести ярдов — в мишень диаметром в два дюйма, и так далее, вплоть до десятидюймовой тарелки на расстоянии в тысячу ярдов.

В тот вечер мишенью мне служил прямоугольник шесть на четыре дюйма.

Это означало, что я должен находиться не далее чем в четырехстах ярдах от него. Главная проблема была в том, что с того места, где я стоял, я не смог бы увидеть ее даже в подзорную трубу.

Из дома, напротив которого я остановил машину, вышел старик и спросил, что мне угодно.

— Э-э... Ничего, — ответил я. — Просто жду одного человека. Вышел поразмять ноги.

— Здесь поставит машину мой сын, — сказал старик, указывая на то место, где стояла моя машина. — Он скоро приедет.