Я вздохнул. Ну, и кого подсунуть Анджело в качестве жертвы? Кроме меня самого, разумеется. Принимая во внимание джентльмена, который имел обыкновение лапать Касси за колени, я старался по возможности отвозить ее на работу сам. И в то утро, забросив ее на работу, я поехал прямиком в Уэлин-Гар-ден-Сити. Перспективы не радовали, но выбора не было. Я надеялся убедить Гарри Гилберта и Анджело, что годы нанесли системе Лайэма О'Рорке непоправимый ущерб, что ее больше не существует, что она накрылась раз и навсегда. Я собирался еще раз сказать им, что в случае любой попытки Анджело применить насилие он тут же окажется за решеткой; заставить их бояться этого...
Я был выше Анджело, а над стариком в коляске я буквально нависал. Я намеревался немного запугать их, убедить в своем физическом превосходстве и, во всяком случае, вселить в них ощущение, что пора отступить. Возможно, это окажет влияние даже на Анджело, хотя он-то наверняка сам с детства умеет запугивать людей.
Эдди отворил дверь и сразу попытался ее захлопнуть, когда увидел, кто к ним пожаловал. Я отпихнул его с дороги.
— Гарри не одет, — опасливо сказал он, хотя непонятно было, кого он боится, меня или Гарри.
— Он меня примет, — сказал я.
— Нет! Это невозможно! — Эдди преградил мне путь к одной из широких дверей, ведущих в холл, и таким образом указал мне, куда идти. Я решительно направился туда. Эдди попытался встать у меня на дороге.
Я отодвинул его, открыл дверь и оказался в коротком коридорчике, который привел меня в большую спальню. Первым делом в глаза бросалось большое окно, тоже выходящее на поле для гольфа. Гарри Гилберт лежал в большой кровати и смотрел в окно. Больной, стареющий, он все же почему-то не казался беззащитным даже в пижаме.
— Я пытался его остановить! — беспомощно вякнул Эдди.
— Забери поднос и выйди, — приказал Гарри Гильберт. Эдди взял с одеяла поднос с едой — видимо, я помешал Гилберту завтракать. — Закрой дверь!
Гилберт дождался, пока Эдди уйдет, и ледяным голосом осведомился:
— Ну?
— Я обнаружил, — начал я самым настойчивым и убедительным тоном, что система Лайэма О'Рорке несет в себе нечто вроде вируса. Она опаснее чумы. У всех, кто имеет с ней дело, случаются неприятности. Старая система прошла через слишком много рук и изменилась с годами. Так что, если хотите сберечь деньги, скажите Анджело, чтобы он больше ею не пользовался. На меня злиться бесполезно. Я добыл вам систему в полной уверенности, что она в порядке, и сам был в ярости, когда обнаружил, что она не действует. Позовите сюда Анджело, я ему сам это скажу.
Гарри Гилберт посмотрел на меня со своим обычным непроницаемым выражением и без всякого видимого замешательства сказал, как всегда, немного невнятно:
— Анджело здесь нет. Он поехал в банк, получить деньги по моему чеку. Он собирался на скачки в Лестер.
— Он проиграет! — воскликнул я. — Я не был обязан предупреждать вас, но я вас предупреждаю. Ваши деньги пропадут.
Возможно, он про себя что-то обдумывал, но в холодных глазах не отражалось ничего. В конце концов, должно быть сделав над собой усилие, он сказал:
— Не могли бы вы остановить его?
— Позвоните в банк, чтобы ему не выдавали денег, — сказал я.
Он взглянул на часы рядом с кроватью.
— Поздно.
— Я могу съездить в Лестер, — сказал я. — Попробую его найти.
Он помолчал и ответил:
— Хорошо.
Я коротко кивнул и ушел. По дороге в Лестер я думал, что, даже если мне удалось убедить Гарри — что само по себе не факт, — убедить Анджело невозможно. И все же следовало хотя бы попытаться: по крайней мере, подумал я, напасть на меня посреди людного ипподрома он не посмеет.
В этот холодный осенний день лестерский ипподром оказался не более оживленным, чем выкуренный улей: лишь кучка людей в темных пальто бродила вдоль скаковой дорожки, пряча голову от ледяного ветра. Народу было очень мало, как часто случается на городских ипподромах по рабочим дням, и все обычные приготовления носили небрежный и поверхностный вид ритуала, соблюдаемого без особого рвения.
Тэфф переминался с ноги на ногу у своего ящика из-под пива, дуя в кулак и сожалея вслух, что не поехал сегодня в Бат.
— Хотя, с другой стороны, сегодня ведь Мидлендский Кубок разыгрывается, — говорил он. — Это хорошая скачка. Я думал, это привлечет публику — а вы поглядите, за столом в трактире и то народу больше собирается!
В голосе его звучало разочарование и раздражение.
— Кто у нас сегодня фаворит? — спросил я, улыбаясь.
— Пинк Флауэр.
— А как насчет Террибау?
— Кого-кого?
— Это лошадь, которая участвует в Мидлендском Кубке, — терпеливо пояснил я. Террибау, избранник компьютера, набрал больше всего очков. Он обычно приходил десятым из двенадцати, или седьмым из восьми, или пятнадцатым из двадцати — не то чтобы в самом хвосте, но и далеко не в числе первых.
— А, Террибау... — он заглянул в свой блокнот. — Двадцать, если хотите.
— Двадцать к одному?
— Ну, двадцать пять. Больше двадцати пяти не дам. Согласны?
— А сколько вы возьмете?