Двойная осторожность

— Я думал на выходные поехать в Ирландию, — сказал я. — Попробую помириться с Донаваном.

Морт одарил меня ослепительной улыбкой.

— Я слышал, что вы дерьмо и ублюдок и что вас следует, самое меньшее, шесть раз проволочь, привязав за ноги, вокруг ипподрома.

Телефон, стоявший на столе у него под рукой, зазвонил. Морт схватил трубку после первого же звонка.

— Алло! — крикнул он в трубку.

— О! — сказал он. — Привет, Люк! — Он принялся делать мне знаки бровями. — Да. Он здесь. Завтракает.

Морт передал мне трубку, сказав:

— Люк говорит, он только что звонил вам.

— Вильям, — спросил Люк спокойным, понимающим тоном, — как там новые жеребята?

— Отлично. Жалоб пока не было.

— Я думал приехать, поглядеть на них. Оценить, что вы там мне накупили. Послушайте, приятель, окажите мне услугу: закажите номер в «Бедфорд-армс» на двое суток, четырнадцатое и пятнадцатое октября, ладно?

— Ладно, — ответил я.

— Передайте привет Касси, — сказал он. — Приводите ее на обед в «Бедфорд» четырнадцатого, о'кей? Я буду рад с ней познакомиться. Кстати, приятель, от вас я собираюсь в Дублин. Вы едете на ярмарку в Боллсбридж?

— Да, собирался. Умер Ральф Финнеган, будут распродавать его лошадей...

Люк, похоже, одобрил мои намерения.

— И кого вы выберете? Кто у него там лучший?

— Оксидайз. Двухлеток, хорошо выезженный, быстрый, в перспективе следующее дерби. И наверняка очень дорогой.

Люк что-то проворчал.

— Донавану отправите?

— Конечно.

Ворчание превратилось в смешок.

— Ну, увидимся четырнадцатого.

И Люк повесил трубку.

— Что, приедет? — спросил Морт, и я кивнул и сказал ему когда.

— Да, он обычно приезжает в октябре, — сказал Морт. Он спросил, не хотим ли мы посмотреть, как тренируют оставшихся лошадей, но я торопился закончить дела в доме, поэтому мы с Касси вернулись в деревню и для начала заехали в пивную. Хозяин, которого мы сегодня еще не видели, сметал с порога опавшие листья. Он был в своей рубашке с короткими рукавами.

— Вам не холодно? — спросила Касси. Банан, весь вспотевший, в отличие от нас, кутавшихся в пуховки, объяснил, что только что ворочал бочонки с пивом в подвале. Мы сказали, что на время уезжаем, и объяснили почему.

— Заходите, — сказал он, покончив с листвой. — Кофе хотите?

Мы выпили с ним кофе в баре, только он в свое еще добавил мороженого и бренди, а мы отказались.

— Ну конечно, — дружелюбно согласился он, — я буду забирать вашу почту. Бумаги, молоко, все, что хотите. Еще что-нибудь?

— Хватит ли у вас благородства на великий подвиг? — спросила Касси.

Он покосился на нее поверх своей пенистой кружки.

— Выкладывайте!

— Моя желтая машина записана на сегодня на техобслуживание и проверку, и я подумала...

— Не отгоню ли я ее в гараж?

— А обратно вас привезет Вильям, — заискивающе сказала она.

— Для вас, Касси, все что угодно, — сказал Банан. — Прямо сейчас.

— С меня сегодня гипс снимут! — радостно сообщила она. Я посмотрел в ее ясные серые глаза и подумал, что я так ее люблю, что даже смешно. «Не бросай меня! — подумал я. — Останься со мной навсегда. Мне без тебя теперь будет так одиноко. Просто невыносимо...»

Мы все вместе подъехали к нашему домику и оставили машину на дороге, потому что Касси хотела, чтобы Банан вывел из гаража ее маленькое чудище.

Они с Бананом пошли к гаражу, чтобы открыть его, а я, одним глазом глядя на них, направился к Дому, чтобы отпереть входную дверь и подобрать письма, которые падали прямо на коврик.

Домик выглядел таким тихим и мирным, что все наши предосторожности показались ненужными, как заборы на луне.

«Нет, — сказал я себе. — Анджело непредсказуем. Словно вулкан. Вулкану тоже можно желать всего самого лучшего, но ожидать от него разумного поведения по меньшей мере глупо». «Берегись тигров!»

Из гаража послышался какой-то грохот, но в нем не было ничего угрожающего, так что я не обратил внимания.

На коврике лежало шесть конвертов. Я наклонился, подобрал их, проглядел. Три счета Люку, квитанция о налоге на дом, рекламка издательства и письмо Касси от ее матери из Сиднея. Обычные будничные письма, ничего такого, ради чего стоило бы умереть.

Я оглядел напоследок славную гостиную, клетчатые оборки на занавесках, соломенных куколок, раскачивающихся на сквозняке... «Ничего, — подумал я, — скоро вернемся».

Дверь кухни была открыта, свет из окна блестел на белой стене — и в этом свете шевельнулась тень.

«Банан и Касси, — машинально подумал я. — Вошли через дверь в кухне...» Нет. Через эту дверь они войти не могли. Она заперта.

Я не успел ни испугаться, ни как-то среагировать — даже волосы дыбом встать не успели. В дверях появился глушитель пистолета, черный силуэт на фоне белой стены, а вслед за ним — Анджело, весь в черном, распираемый торжествующей ненавистью, похожий на дьявола.

Что-то говорить было бессмысленно. Я мгновенно понял, что он пришел меня убить, что я смотрю в лицо собственной смерти. Анджело был исполнен такой решимости, настолько отдался жестокости, был так опьянен тягой к разрушению, что никто на свете не мог бы остановить его словами.