— Да, но все это он делал для нас. Он осуществил разработанный тобой план. Ты выставил на аукцион свою фамильную ценность, «Белое на белом» Малевича, — сказала Элизабет, указывая на висящую на стене картину. — Я купила ее для своего музея. Ты получил шесть миллионов триста тысяч фунтов, выплатил все свои долги и сохранил фамильную усадьбу. Потом, как ты и планировал, он украл картину из музея, чтобы возвратить тебе. И вот теперь она опять висит в твоем кабинете, а ты имеешь круглую сумму от ее продажи. Твой план блестяще удался. Ну и кто здесь главный? У тебя все под контролем. Поэтому не стоит расстраиваться из-за какой-то химеры. Не жадничай, Малькольм.
— Ты держалась просто потрясающе, Элизабет. Никто ничего не заподозрил.
— Это было нетрудно, поскольку меня не посвятили во все тонкости и я не знала, что произойдет в следующую минуту. Поэтому мои реакции оказались вполне естественными.
— Не скромничай. Главное было сохранить в тайне наши отношения. И здесь ты отлично справилась.
— Малькольм, почему ты так переживаешь из-за какой-то несчастной картины?
— Я заказал ему украсть Караваджо для меня. Но у меня его нет и я даже не знаю, где он находится, — сказал лорд Хакнесс, откидываясь на спинку кресла и кладя руки на бедра Элизабет, сидевшей верхом на его коленях. — Насколько мне известно, он просто исчез.
Элизабет стала медленно расстегивать голубую рубашку Хакнесса, сшитую на заказ у «Тернбула и Эссера». Ворот ее слегка потерся от носки.
— Думаешь, он продал ее кому-то другому?
Хакнесс задержал ее руку.
— Вполне возможный вариант. Он ведь все продумал. Потребовал выкуп за мою картину, украл ее у тебя из музея, потом возвратил фальшивого Малевича, под которым был не менее фальшивый Караваджо, подкупил эксперта, чтобы тот подтвердил подлинность этого Караваджо, и все — дело закрыто.
Элизабет выпрямилась у него на коленях.
— А ты знаешь, как он украл ее из музея? Нам известно только то, что выяснила полиция. Я знала его как прекрасного копииста, но воровством он никогда не занимался.
— Мне тоже ничего не известно. Обычно он только разрабатывает план и делает копии. Возможно, он кого-то нанял, чтобы проникнуть в музей. Или же сам проявил незаурядные атлетические способности. Поразительно, сколько его творений висит в музеях вместо похищенных оригиналов. Лувр, Эрмитаж, Метрополитен, Уфицци, Гетти буквально нашпигованы ими. И никто ничего не заподозрил. У него и впрямь незаурядный талант.
— Послушай меня, Малькольм. Не стоит недооценивать свой вклад в успех этого дела. Ведь это была твоя идея заплатить выкуп от имени музея. Благодаря этому ты стал национальным героем. А все, что от тебя требовалось, — это выплатить самому себе шесть миллионов триста тысяч фунтов. Хотя он и предложил подкупить эксперта, чтобы тот подтвердил подлинность фальшивого Караваджо, именно ты посоветовал пригласить Саймона Барроу. С его темным прошлым он был идеальной кандидатурой для подобной работы.
Вздохнув, Хакнесс провел рукой по ее бедрам.
— Все шло как по маслу. Никто не усомнился в оценке Барроу, музей возвратил Караваджо церкви, и дело было закрыто. Святые отцы уверены, что получили свою картину обратно, полиция так ничего и не поняла, но дело тем не менее закрыли и никто не разыскивает Караваджо, который должен висеть на моей чертовой стене. И где сейчас эта картина? Он вымостил себе дорожку, чтобы взять у меня деньги, а потом продать Караваджо на сторону и заработать еще больше.
— А что мы можем с ним сделать? — спросила Элизабет, поглаживая Хакнесса по волосам. — Если мы его сдадим, он в свою очередь сдаст нас. Если ты наймешь кого-то, чтобы его припугнуть, все может выйти наружу. Даже если его убить, Караваджо от этого не появится. Не забывай, что, пока он в безопасности, нам ничто не грозит. На шахматной доске два короля. Деловые отношения возможны только при относительном равновесии. Сейчас он не в силах нам навредить. Ты сохранил свой дом, избавился от долгов и вернул себе Малевича. Мы в полном порядке.
— Здесь что-то не так. У него безупречная репутация и редкая профессиональная порядочность. Наверное, мы его чем-то обидели или он думает, будто мы ведем двойную игру…
— Может, это из-за того, что мы украли картину у Роберта Грейсона? — спросила Элизабет.
— Это единственное, что могло его задеть. Но он обещал, что Караваджо будет под лотом тридцать четыре, который должны были купить мои люди. А здесь оказалась лишь белая грунтовка.
Хакнесс посмотрел на то, что осталось от лота двадцать семь, прислоненного к стене. Белый загрунтованный холст.