Двойная сплошная

И только позже, преодолев входную дверь и на пару секунд оставшись в темноте незнакомой квартиры, я поняла, что люди вокруг нас вдруг исчезли. Всё, кроме нас растворилось и остались лишь мы в поглощенной мраком однушке с беспорядочно расставленной мебелью и десятком одинаковых картонных коробок, забитых до отвала.

- Не бойся, я уже плотно покушал и не съем тебя, - как ни в чем не бывало, произнес Рома, закрывая за нами дверь. В отличие от меня он похоже не чувствовал тягучего напряжения, возникшего вдруг между нами и отдающегося импульсами то там, то здесь.

Одинокая лампочка резко вспыхнула ярким светом прямо над моей головой, заставляя мысли тут же разбежаться по углам. Однако напряжение так никуда и не пропало. Разве что затаилось на время, давая мне сделать вдох.

- Я и не боюсь, - ответила я, разуваясь и ставя обувь на знакомую мне полочку. Она уже была собрана и поставлена на коронное место возле стены. О страсти Ромы к хорошим кроссовкам я все еще помнила.

Новая квартира Аморского была не такой уж большой, но однозначно более просторной, чем та, которую ему приходилось снимать раньше. В ней все так же была одна комната, но планировка сменилась, и все вокруг будто наполнилось воздухом, даже не смотря на полнейший беспорядок. Если в прошлой его квартире мне было самую малость тесно, то в этой я чувствовала себя вполне уютно и вольготно.

- Ты пока осматривайся, а я поставлю чайник. Он должен быть где-то здесь, - Рома обошел меня стороной, слегка задев плечом, и полез в одну из коробок.

- Не волнуйся, я не… - хотела я было сказать, что могу обойтись и без чая, но наткнулась взглядом на музыкальный инструмент, стоящий в глубине комнаты, опираясь на какой-то стеллаж.

Это была та самая гитара, что мне однажды довелось отыскать у парня в гараже. И, судя по всему, тогда она была не особенно востребована у хозяина, зато сейчас занимала место практически посреди комнаты.

- Ты забрал гитару? – удивилась я.

Рома перестал копошиться в коробках и поднял глаза на меня.

- Да, точно, - улыбнулся он, выпрямляясь и делая несколько шагов вглубь помещения, чтобы взять инструмент в руки. И на этот раз он смотрел на него, как подобает музыканту, а не автомеханику, далекому от изучения аккордов. – Я тут подучился кое-чему. Хочешь послушать?

Я лишь кивнула, тоже проходя в слабо освещенную комнату и устраиваясь на лежащем на полу достаточно высоком матрасе, поверх которого были аккуратно сложены постельные принадлежности. Брюнет опустился рядом со мной, поудобнее устроив на коленях гитару и аккуратно положив пальцы на струны.

- Помнится, я задолжал тебе концерт, - усмехнулся он, проверяя настройку инструмента. – Не обещаю, что он будет долгим, но как минимум две песни у меня в арсенале имеются.

Я улыбнулась и вся обратилась в слух.

Звуки какой-то очень знакомой нежной мелодии наполнили все пространство комнаты, заставляя меня завороженно наблюдать за исполнителем. Он не смотрел на струны во время игры, а действовал, будто по привычке. Так, словно играл уже далеко не в первый раз. Он не поднимал взгляда на меня – был сосредоточен и глядел прямо перед собой, думая о чем-то своем. И надо сказать, выглядел он в этот момент так, что мне просто не верилось, что все это происходит со мной наяву. Что я сижу рядом с таким потрясающим парнем, а он играет лично для меня. Пусть и под предлогом возвращения сомнительного долга.

Еще в этот момент мне очень хотелось залезть в его голову и узнать, о чем Рома думал во все те разы, когда изучал эту композицию и повторял ее снова и снова. Какие чувства вкладывал в нее и почему вообще взялся играть. Ведь в какой-то момент он все же решил сделать это, и мне хотелось бы думать, что причиной тому стала я и что мысли во все те разы, как бы то ни было эгоистично, были заняты именно мной и никем другим.

Я слушала то, как Рома играет, и думала, что в этот момент, когда он все же решил показать мне то, на что способен, мы вновь разрушали все предписанные романтичные каноны. Нам приходилось сидеть не в красивом саду с витыми лавками под светом одинокой луны, а практически на голом полу, в то время как вокруг нас тут и там стояли коробки с неразобранными вещами, а шкафы все еще были упакованы в целлофан и выглядели совсем непрезентабельно. Однако и в этом всем была та самая пресловутая романтика. В приглушенном свете, доносящемся только из коридора и попадающем в комнату мягким рассеянным лучом. В проникновенном голосе Ромы, который стал напевать какую-то нежную, незнакомую мне композицию. И в той атмосфере, что смогла создаться в одночасье вокруг нас двоих.

Так было и с моей жизнью, которая, несомненно, была похожа на полнейший хаос, сотканный из тысячи неразборчивых мыслей, но имела свой неповторимый шарм, который я ни за что не изменила бы, даже будь у меня для этого машина времени.

Когда прозвучал последний аккорд и Рома поднял глаза на меня, я улыбнулась и произнесла:

- Ты чудесно играешь.

И тогда он тоже мне улыбнулся.