Двойная сплошная

Я сделала глубокий вдох, ожидая увидеть там недовольного Рому, потягивающего утренний кофе, но заметила лишь сложившего на руки голову парня, который мирно спал, облокотившись на стол в целой куче каких-то листиков разного формата. Выглядело это мило. Даже очень. Когда его величество Аморский спал, то выглядел как медвежонок. Конечно, ему ведь не нужно наносить на себя слой макияжа, который после сна начинает расползаться по всему лицу. Так что и на утро он остается таким же привлекательным, как и вечером.

Я подошла ближе к столу и стала рассматривать то, что было изображено на листочках. Это были как какие-то абстрактные сюрреалистичные рисунки, так и вполне обычные наброски портретов или натюрмортов, сделанных обычным простым карандашом, который болтался в пальцах у Ромы. Кстати интересно то, что именно левая рука держала карандаш. Значит парень левша. А мне редко попадаются такие личности. Говорят, они очень творческие и неординарные.

И рисунки парня действительно были неординарными, но красивыми. Какие-то необычные бутоны лилии, с другого ракурса напоминающие чьи-то губы, травинки с каплями росы на них, превращающиеся под особым углом в волосы девушки. На всех рисунках был скрыт двоякий смысл и от этого они казались еще более интересными и завораживающими. Последним был тот, на котором Рома благополучно и уснул, не успев дорисовать деталей. И по краю рисунка, который виднелся из-под головы парня, я видела лицо девушки и поднятые вверх руки. Глаза ее закрыты, а губы наоборот разомкнуты. Кажется, она отдалась эйфории танца. Иначе что еще она могла делать в такой вот позе?

Рома, решивший не спать в эту ночь, отправился на свою скромную кухню и сложил на стол целую пачку бумаги, которая всегда хранилась в его шкафу. Это были листы самых различных форматов, предназначенные для рисования в художественной школе, где преподавала его мать. Она-то и приносила иногда их домой, чтобы сын развивал свое воображение и учился рисовать на листах, а не портил стены в подъездах, как это делали его дружки. Ей никогда не нравилось, что сын занимается вандализмом, что бы он ни изображал своими баллончиками с краской, но он неизменно приходил домой и успокаивал мать, говоря, что делает хорошее дело и перекрывает все плохие слова, коими было исписано почти все вокруг, картинами. Пусть и своеобразными, не совсем понятными и очевидными, но все же картинами, как она сама того и хотела, давая впервые в жизни в левую руку карандаш. Мать сразу поняла, что он левша и не настаивала на том, чтобы сын переучился. Он сам это сделал в некоторой степени, правда намного позже и матери об этом не рассказывал. Ей бы его методы обучения не понравились.

Рома рисовал всю ночь напролет, пока почти уже перед рассветом, из сумочки девчонки, о которой он уже и забыл, не стала литься мелодия раз за разом. Это была какая-то симфония, исполненная на скрипке, отчего Рома вдруг перенесся на время в то кафе, где его поразило необычное звучание этого же инструмента. На первый раз он заслушался. На второй насторожился. На третий начал выходить из себя. А на четвертый не выдержал и поднял трубку, отметив, что вызывающим абонентом значится та самая темноволосая подружка, которая встречала Одуванчика возле магазина одежды. И звали ее Вилена. А еще он почему-то вдруг понял, что видел ее и до того случая. Намного раньше. Несколько месяцев назад или около того. И совсем в другом облике, нежели на том фото, что мигало на дисплее телефона при звонке.

- Алло, - серьезно начал Рома, проводя по экрану пальцем для ответа.

По ту сторону его встретила удивленная тишина.

- Говорите, что вам нужно или перестаньте тревожить понапрасну.

- Аморский… - выдохнула его фамилию девчонка. – Это ты что ли?

- Вы очень догадливы, мисс, - ответил парень, дополняя изображение танцующей девушки новыми штрихами.

Вилена вновь на пару секунд зависла, а потом вдруг будто взорвалась осознанием того, что являлось неправдой.

- Ты что с ней сделал, ублюдок? Где она? – вскричала девчонка. Рома даже трубку от уха отнял.

- Ничего я с ней не делал. Успокойся. Спит она.

- Ты ее напоил и утащил к себе? Признавайся! Я сейчас узнаю, где именно твоя квартира и выломаю дверь.

«Боже мой, какие страсти. Вот это воинствующая подружка. Ничего не скажешь».

- Все в порядке с твоей подругой. Она сама себя напоила и без моего участия.

На заднем фоне у Вилены слышалась музыка и какие-то голоса. Получается, она даже еще сама не обнаружила пропажи девчонки. До сих пор зависала не понятно с кем и не понятно где.

- А ты воспользовался положением? – перешла она на угрожающий тон, - учти, Аморский. Даже не смей к ней приближаться. Знаю я тебя.

- Откуда? – настолько утвердительный и обвиняющий тон был для него незнаком. Обычно люди с ним только предполагают, но никогда так настойчиво не говорят, что знают о нем все.

- Не важно. Не смей. Трогать. Нелли. Понял?

Рома силился вспомнить обстоятельства, при которых эти двое темноволосых и кареглазых могли встретиться раньше, но не мог. Мысли от него ускользали, словно песок.