Двойная западня

Примчавшись на место преступления, Олег первым делом стер с рукоятки табельного «макарыча» отпечатки пальцев сестры, а потом популярно объяснил: из-за убийства офицера милиции, даже если он торговал наркотиками и крышевал других, на уши поднимут весь Поселок. На нее обязательно выйдут, это всего лишь вопрос времени. Потому Пастух велел сестре идти домой и сидеть там тихо. Сам же позвонил в милицию, признался в убийстве, при этом заявив о преступной деятельности своей жертвы и, в частности, о том, что участковый домогался его сестры. Аня, которой брат велел ни в коем случае не принимать душ, подтвердила: да, она наркоманка, дурь давал участковый, он ее изнасиловал, она пожаловалась брату, дальше — ясно.

Экспертиза установила половую связь жертвы с гражданкой Пастух, только смягчающим обстоятельством это все равно не стало. Сор из избы решили не выносить. План Олега по прикрытию сестры удался в той части, что ее действительно ни в чем не заподозрили. Остальное не получилось: Пастуху пришили сто пятнадцатую, часть восьмая — убийство лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей. Олегу советовали признать вину и не рыпаться, ведь на воле остается его сестра. В качестве компенсации девушку определили в больницу, и сейчас Аня держалась уже больше года. Только жизни ей все равно не давали. Убитый имел очень влиятельного родственника, которому не нравилась сама постановка вопроса: наркодилер в погонах насилует юную наркоманку, за что ее братец стреляет в него из его же табельного оружия. Прекрасно зная, что это не просто правда, а самая что ни на есть правда, родственник убитого участкового категорически демонстрировал, что ему не нравится, что Анна Пастух до сих пор живетв одном с ним городе, и вообще — до сих пор живет.

И его, и часть новошахтерской милиции очень устроил бы труп Ани, найденный однажды где-нибудь на куче мусора. Вскрытие показало бы смерть от передозировки наркотиков.

Так родственники и друзья жертвы могли окончательно успокоить свою совесть.

К счастью, у всех пока хватало своих дел, потому об Ане вспоминали нечасто. Однако и не забывали совсем, периодически напоминая о себе и о том, что девушка зажилась на этом свете. Бежать ей было некуда, для этого как минимум нужны были деньги.

Обо всем этом сестра рассказывала брату оба раза, когда им разрешали личные свидания. И сейчас, получив неожиданный, фантастический шанс выбраться из колонии, заработать какие-то деньги и вытащить сестру из пекла, в котором та оказалась, Олег Пастух задался целью в полной мере его использовать.

Он мог бы не говорить так долго и эмоционально — Хижняк понял его с полуслова и слушал ненужные подробности только потому, что им предстояло проехать через весь город к Поселку. От своего Пастух не отступится, это к бабке не ходи, понимал Виктор. Но также понимал и другое: боеспособная группа, какой он еще утром считал свою команду, вдруг получила сразу два слабых звена — парня, севшего за чужое, и его сестру, пускай вылечившуюся, но все-таки наркоманку, которую Олег хотел забрать с собой. Он поставил Виктора перед фактом: или Анна будет жить вместе с ними, пока все не закончится, или он возьмет ее и сделает из Новошахтерска ноги.

— Далеко убежишь? — поинтересовался Хижняк и тут же уточнил свой вопрос: — У вас, детский сад, еще тогда, когда все случилось, шансов уйти, залечь на дно и переждать бурю было очень мало.

— Я понял. Потому и взял все на себя. Только вот объяснить себе не могу…

— Я объясню, о чем ты тогдадумал. Сестра-наркоманка, ее уже в первое утро вашего побега начнет ломать. Куда ее? Это обуза, Олежка. Так, нет?

— Гиря на ногах, — подтвердил Пастух.

— Допустим, сдал бы ты эту «гирю» куда-нибудь. У вас потребовали бы документы. Документов нет — ладно, тогда врач имеет право вызвать милицию. Дальше объяснять?

— Не надо.

— Сейчас ситуация не поменялась. Вы тоже не уйдете далеко. Почему — ты сам знаешь.

— Да. Хотя Аня уже год чистая, не колется… Даже сигареты не курит. Ты разве не прикроешь, Виктор? После всего, что услышал?

Бросив на него короткий взгляд, Хижняк понял: парень и впрямь рассчитывал, что кто-то здесь поможет ему решить его проблему вот так, одним махом.

— Ничего оригинального, Олег, я не услышал. А начет прикрытия скажу — делать мне больше нечего, как в своем положении еще и спасением вашей семьи заниматься. Ты хлопец благородный, за сестру в тюрьму пошел. Сколько тебе, двадцать пять? А мне, брат, считай сороковник. И я не добрый волшебник. Я вообще не очень хороший человек. Я сочувствую вам, ребята, но поддержка моя — только моральная. Мои обстоятельства, старик, покруче твоих. Только не заставляй меня про них рассказывать. Лучше на слово верь.

— Я верю. Для чего мы тогда едем?

— Давай остановлю машину. Выйдешь, а дальше сам. У меня при себе сотни три баксов в кармане. Чем могу… — Виктор замолк, следя за дорогой. — Или ехать?

Теперь затихли оба. Играли в молчанку до ближайшего светофора, а потом Хижняк спросил:

— Направо, налево, куда дальше?

— Направо.

— Долго еще?