— Здравствуйте, мэтр, — тускло ответила она и только теперь повернулась к нему.
Лицо Айлин, бледное, с ярко проступившими на нем веснушками и заострившимся носиком, ровным счетом ничего не выражало, глаза напоминали два подернутых патиной зеркальных осколка.
«Проклятье! — подумал Грегор с беспомощной злобой. — Баргот тебя побери, Гвенивер Ревенгар! Но что же мне-то делать? Я хотел бы помочь, видит Претемнейшая! Я хочу ее утешить, но как утешить того, кто не плачет?..»
— Сидите, сидите, — сказал он вслух, заметив, что Ревенгар начала подниматься. — Я просто зашел узнать, как вы себя чувствуете.
«Браво, Грегор! Невероятно умный вопрос! Разумеется, она чувствует себя просто прекрасно. Так же, как ты сам… когда-то давно…»
— Папа, — сказала Ревенгар очень тихо. — Он умер. Навсегда. Матушка… леди Гвенивер сказала, что я виновата… Мэтр Бастельеро! — Она вдруг вскинулась, и равнодушная маска словно слетела, а в глазах отразились отчаяние и боль. — Я боюсь! Что если это и вправду я? Ведь это же мне снилось! И я говорила… Может быть — так много говорила, что оно сбылось?! Я виновата…
Пол покачнулся. «Ты виноват! — эхом зазвучал в памяти отчаянный женский голос — Почему ты жив, а мои девочки…. Мои малышки!»
И тут же на смену женскому пришел спокойный мужской голос, голос деда, королевского некроманта, главы рода Бастельеро: «Оставь ее, Грегор, она мертва. Почему? Потому что ты этого захотел. Ты виноват… ты — виноват… виноват…»
— Нет! — резко оборвал Грегор все Барготовы голоса.
Стиснул зубы, вздохнул и опустился на колено, положил ладони на худенькие вздрагивающие плечи и куда мягче добавил:
— Нет, Айлин. Вы не виноваты. — Помолчал немного, осторожно и тщательно подбирая слова, и продолжил, молясь, чтобы Претемная подсказала ему что-то, способное оказать нужное действие: — Послушайте, ваш отец был взрослым человеком. Лордом и главой рода. Боевым магом. Он был очень храбрым… — «Болваном, влюбленным в опасность и риск…» — И он, поверьте мне, сам отвечал за свои поступки, — закончил Грегор вслух.
«О да, только редко давал себе труд хоть немного просчитать их последствия. Но я не могу сказать тебе это. В конце концов, ты должна им гордиться, как положено ребенку».
— Айлин, вы не можете отвечать за то, что он сделал. Вы ведь не могли ему указывать, правда? — спросил он как можно мягче. — Люди сами выбирают свою судьбу. И смерть, зачастую, тоже. Я знаю, что Дориан очень любил вас… — «Еще бы он почаще это показывал, болван». — Поверьте, вы ни в чем не виноваты.
— Но я… я должна была… предупредить… настоять…
Девчонка всхлипнула, и Грегор истово понадеялся, что она все-таки расплачется. Слезы очищают раны души, и она заживает быстрее.
— Но вы ведь предупреждали его, правильно? Ему следовало вас послушаться, но его гордый нрав — это не ваша вина, девочка. И не вздумайте себя винить. Проклятье — это не просто слова, сказанные сгоряча. Айлин, вы же некромантка. Вы знаете, что волю следовало направить должным образом, влить силу и закрепить структуру проклятия формулой. Разве вы это сделали?
— Что?! Нет! — Девчонка в ужасе замотала головой, глядя на него огромными и, хвала Благим, живыми глазами, перепуганными и возмущенными. — Я люблю отца! Любила… Я… очень злилась! Только не на него! На леди Ревенгар… Но я даже ее не прокляла! Клянусь, милорд!
Леди? Это она мать так назвала? И как легко это слетело с губ. Нехорошо.
— Айлин, я уверен, ваша матушка поймет, что зря вас обидела, — сказал он то, что должен был сказать, хотя злость на дуру Гвенивер кипела внутри. — Вы обязательно помиритесь…
— Нет, — оборвала она его сухо и слишком жестко для такой маленькой девочки, выпрямившись и глянув с холодной остротой: — Не говорите мне о ней, милорд. Я отказалась от рода. Потому что род отказался от меня. Уже давно. Вы просто… не знаете. Если бы отец был жив, я бы никогда… никогда, клянусь! Но им я не нужна. Они меня боятся. Считают мерзостью. Не называйте меня Ревенгар, слышите? Больше никогда!
— Айлин, это имя вашего отца, — сказал он, теряя терпение. — Отца, а не матушки, подумайте об этом. Она Ревенгар только по мужу, а вы — по крови. Не совершайте необдуманных поступков, вы еще слишком юны. В таком возрасте нельзя выйти из рода, а до вашего совершеннолетия многое изменится.
— Хорошо, — сказала девчонка, подумав и кивнув с той же чудовищной недетской серьезностью. — Вы правы, милорд. Наверное, правы. Но я ничего от них не приму. Больше ничего. Я… Но это неважно, простите.
— Айлин, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, — сказал он, испытывая мучительную неловкость, разговаривая с этой девочкой, как со взрослой. Впрочем, смерть близких заставляет душу взрослеть гораздо раньше тела, уж это ему известно, как мало кому. — И на помощь Академии, разумеется. Я… очень сожалею о вашем отце. Он был храбрым офицером, надежным другом, истинным лордом…