Двойная звезда. Том 1

— О да, изумительная, — с редкой для него саркастичностью согласился Малкольм, снова доказывая, что не так уж пьян. — Образец королевы, можно сказать. И мать — тоже прекрасная. А если ты спросишь, чего мне еще нужно, я тебе — Барготом клянусь — дам по морде. Или хоть попытаюсь, — достойно оценил он свои нынешние возможности по сравнению с трезвым Грегором. — Дрянь… Какая же я дрянь, Бастельеро…

Опьянение его дошло до той ступени, когда начинаешь жалеть себя, и в самом деле кажется, что весь мир несправедлив. Малкольм поставил локти на стол, уронил голову на сплетенные пальцы и глухо проговорил, не заботясь, слышит ли его собеседник, но Грегор на слух никогда не жаловался:

— А ведь это могли быть мои дети. Все трое. И она… смотрела бы на меня. Как на него — сейчас. Я же сам его выбрал… для нее… Самого честного, самого доброго… Лучшего из своих лордов… А теперь… теперь хочу его убить. Она с ним счастлива… счастлива же, бар-рготово дерьмо. И мальчишка этот…

— Тебе своих мальчишек мало? — чувствуя, что лицо застыло, словно на морозе, поинтересовался Грегор. — Или хочешь старое вернуть? Малкольм, не дури, мертвое должно лежать в земле, это я тебе и как некромант, и как друг говорю. А у вас… то есть между вами… Ну, приблизишь ты ее к себе опять… Если муж это стерпит. А она…

Про себя он успел подумать, что Вальдерон в таком случае может стать очень большим препятствием, но Малкольм упрям, как сто ослов, и если он действительно решил… Проклятье. Нехорошо-то как! Беатрис такого не заслуживает!

— Болван! — громко и очень четко сказал Малкольм, поднимая голову и глядя прямо ему в лицо. — Ты так ничего и не понял? Она — счастлива. Она на него смотрит, будто… будто во всем мире других мужчин и нету. Она — светится. Моя… Джанет. Да я лучше сам себе руку отрублю, если полезу… между ними.

— Ну и хорошо, — выдохнул немного успокоенный Грегор. — И правильно.

В конце концов, если Вальдероны столько лет просидели в поместье, вряд ли они останутся в столице надолго. У них дочери вошли в возраст, наверняка это единственная причина для выезда. Девицы миленькие, воспитанные, с отличным приданым — выскочат замуж быстро, как пробка из бутылки с игристым фраганским. Сын… Дара у него нет, значит, либо в гвардию через пару лет, либо в придворные бездельники, либо останется дома управлять имением, в любом случае это не то, о чем следует переживать. Да Грегор ему сам с удовольствием окажет протекцию, если Джанет Вальдерон в благодарность будет держаться подальше от двора. Лишь бы Малкольм не натворил глупостей.

— А знаешь, Бастельеро…

Король вдруг встал и, покачиваясь, вышел из-за стола. Подошел к резному шкафчику в углу и достал из него еще один кувшин, побольше прежних, бутылки в две. Грегор закусил губу, окончательно переставая понимать происходящее. Зачем?! Зачем держать выпивку в кабинете, если стоит велеть — и принесут из подвала!

Ответ ему не нравился. Очень не нравился, и он вгляделся в лицо Малкольма, ища то, о чем раньше просто не думал. Ну, по глазам сейчас ничего не понять, но должны же быть следы на лице? Лопнувшие мелкие сосуды, постоянная обрюзглость… Нет, если Малкольм и позволял себе лишнего, то либо недолго и нечасто, либо его целитель хорошо скрывал такие вещи. Ладно, с этим Грегор позже разберется. Если же это просто внезапная тоска, то…

Он ведь не лгал и позерствовал, утверждая, что нужно отпускать то, что умерло. Хоть людей, хоть любовь… И если Малкольму всего-то надо напиться разок, чтобы окончательно забыть свою Прекрасную Дженет, — да и ради Благих!

— Знаешь… — повторил король, возвращаясь и плюхаясь в кресло.

— Да? — терпеливо уточнил Грегор.

— Иди к Барготу, — сказал вдруг Малкольм совершенно трезвым голосом, мгновенно выдавшим, что он абсолютно, просто дико пьян. — Пить ты со мной не будешь, слушать… Да я и сам не стану… говорить. О ней… Не с тобой. Так что иди… Иди, Грегор. Я… Завтра все будет как надо.

И он, пожалуй, был прав. Если бы Грегор мог остаться и помочь, он бы так и сделал, что бы там ни нес пьяный Малкольм про свою великую любовь. Но кое-что надо переживать в одиночку, как зверь, что забивается в логово, не позволяя другим увидеть свою слабость. Малкольм ему доверяет, конечно, но завтра может и пожалеть, если наговорит лишнего. Гордость Дорвеннов ни на каких весах не уступит гордости Бастельеро.

Поэтому он встал и кивнул. Сказал негромко:

— Понадоблюсь — позовешь. Как обычно, в любое время.

Увидел короткий кивок в ответ и пошел к двери. Уже почти взялся за ручку, но тут в спину прозвучало:

— Стой!