— Он твоих сыновей на помойку вынес. Как мусор в картонной коробке. Нет у тебя больше детей!
— Как это нет? — Хлопает мутными глазами.
— Как? Как? — Отпускаю ее, впечатывается толчком в стену. — Раком об косяк! Сушите сухари, мрази. Пойдём… — бросаю Айдарову.
Он вызывает на квартиру наряд. Бытовая драка. Мы заехали, потому что рядом были.
Выходим из подъезда и пару минут просто кайфуем от свежего воздуха.
Пульс грохочет в уши.
— Будто сам бухал, — ворчит Демид.
Я мою руки снегом от крови. Хорошо, что не моя. А то мало ли что там у этой парочки в анамнезе…
— Таких тварей стерилизовать надо! — отвечаю зло. — Чтобы не думали никогда рожать!
Вспоминаю, как тряслась над детьми соседка и где-то в глубине души решаю, что помогу девчонке, чем смогу. Прижму врачиху к стенке. Пусть оформляет ей детей. И чтобы все, как положено с социалкой, декретом, выплатами.
Пацанята даже не понимают, какой они сорвали джек пот! Нужно будет им лотереи почаще покупать. Не умея ходить, вырваться из такой дряни…
Домой еду с единственной мыслью: помыться и лечь спать.
Девять вечера, а я выжат как лимон.
Окончательно меня добивают внутренние злые диалоги и варианты расправы, в которых я жестоко мочу Валеру, заставляя гражданку Савельеву, закапывать труп в лесу. А потом сам же ее за это сажаю.
Как, черт возьми! Как так все обернулось, что я не могу наказать двух людей за фактическое убийство?
Оно то для мелких к лучшему. Но… и врачиху бы «к стенке» за ее методы причинять добро!
Паркуюсь, выхожу из машины и друг вижу возле подъезда тачку того самого мужика с камер, что недавно заезжал к Алине.
Внутри машины никого. А это значит… Соседка позвала его в гости?
Меня окатывает острой волной злого раздражения. Да ну и ладно! Ну и в пекло!
Даже традиционно не посмотрев в окна Алины, поднимаюсь к себе.
Завтра принесу ей все доки и дело с концом. А с кем она там гуляет, меня касаться не должно. Хотя… Как это не должно?
Бабы эти… Дуры! Доверят детей непойми кому, а капитан Хабиров потом разгребай говно. Нет, не будет так.
Я тебе, дорогая соседушка, как помогу, так и руки выкручу. Шагу без меня не ступишь!
Глава 16
Алина
Каждому малышу надеваю бодик, комбинезон, потом носочки. Упаковываю в пуховички на овчине и кладу в коляску.
С сосками у нас никак не срастается, поэтому наглецы, едва почувствовав отсутствие «мамы» рядом, начинают верещать, как сирены.
И это очень интересно. Если в первые сутки дети надрывно кричали, как побитые котята или птицы, то теперь их плач исключительно осознан и прекращается также мгновенно, едва мелкие почувствуют внимание.
— Ну чего вы верещите, чего? — Патаюсь я с ними говорить, быстро натягивая на себя свитер. — Сейчас гулять пойдём, носики поморозим. Мне тоже не нравится зима, но гулять нужно. Квартиру проветрить. С вами то не откроешь ничего.
Солдаты, поднятые по тревоге, позавидовали бы моей скорости одевания.
Шапку и шарф наматываю уже в коридоре, пока жду лифт. От активных движений жарко.
Прикидываю для себя какую-то адекватную легенду о появлении детей на случай встречи с соседями. Пока говорить, что мои, нельзя. Можно сказать, наверное, что племянники…
Эта идея вызывает болезненный укол в сердце. Сестра в марте родит… А это значит, что к родителям я попаду не скоро.
«Молодой семье же больше негде жить» — потакает их лени мама.
Тьфу!
Как по мне — это кошмар. Нужно сначала подумать о доме, а потом уже размножаться. Хотя… Может быть потому, что я все время все делаю правильно, у меня до сих пор и нет семьи.
Плавая в меланхоличных мыслях, качу по двору коляску.
Сколько раз, разглядывая чужих малышей, я представляла, как это случиться у меня! Как я буду гордо везти малыша и поправлять одеяльце…
Точно! Одеяльца!
Достаю их из сумки под люлькой и на всякий случай укрываю малышей сверху овчины.
Дети немного покричав в подъезде, теперь сладко сопят, едва почувствовав плавное движение.
Постепенно я и сама успокаиваюсь. Начинаю улыбаться пушистым снежным хлопьям, синичкам, скачущим по веткам рябины и даже шумной детворе, которая постоянно проносится мимо на своих ледянках и снегокатах, заставляя меня съезжать на обочину тротуара.
В ларьке с булочками и шаурмой покупаю стаканчик кофе. Он не очень вкусный, но кажется мне сейчас просто верхом блаженства.
Как там говорится? Я наслаждаюсь моментом, которого ещё раз у меня может и не случиться.
У старушек возле магазина покупаю свежую зелень. Собираюсь еще взять квашеной капусты на развес, но они наперебой уговаривают меня, что молодым матерям есть этот продукт нельзя категорически. Так и не уловив почему, решаю докупить в магазине себе некоторых вкусностей и пойти домой.
Заворачиваю за большой фургон, припаркованный на углу, и вдруг на лавочке возле подъезда вижу маму.
Сначала думаю, что мне показалось, потом всерьез рассматриваю мысль убежать, но вовремя беру себя в руки и все-таки окликаю ее первой.
— Мам! А ты что здесь делаешь?! — Говорю с плохо скрываемым удивлением.
Она подхватывается с лавочки, поправляет сумочку, очки, подходит ко мне ближе, переводит взгляд на коляску и обескураженно тянет: