Двойня в подарок-2. Семья

Если вдуматься, люди прожили вместе больше сорока лет. Не изменяли друг другу. Как попугаи-неразлучники, были зациклены друг на друге. Жили, строили, не замечая людской зависти и козней.

«Мне бы так!» — думаю мечтательно. И сам себя ловлю на странной мысли.

Любви не существует? Правда, Фей?

3. Мы вместе?

Лера

Сжав губы, смотрю в окно, как муж с Даном усаживаются в Крузер.

«Мне велел оставаться дома и спать, а сам поехал с Даном. Получается, его выбрал. Не меня!» — с головой захлестывает обида. И жгучая ревность. А плечи опускаются от отчаяния.

Муж выбрал не меня.

Я привычная к такому повороту. Но сейчас нестерпимо больно. Все-таки надеялась, что в собственной семье я у мужа на первом месте.

Нет, я, конечно, все понимаю! Они — друзья с детства. И Богдан хорошо знал Розалию Тимофеевну. А я даже не была с ней знакома.

Но мне хотелось быть рядом. Как там в старых брачных клятвах: «В горе и в радости». Осекаюсь, вспоминая наше «волшебное» бракосочетание. Какие клятвы и церемонии? Морозов поступил так, как ему взбрело в голову.

А теперь отверг.

Где-то внизу хлопает калитка, а затем входная дверь.

— Лера! — негромко зовет Надежда.

На ватных ногах спускаюсь вниз.

— Давай чаю попьем, — предлагаю ей.

— Не хочу, — мотает она головой. Отряхнув клеенчатый плащик, вешает его на дверь в кладовку. — Я дома поела, — добавляет, будто оправдываясь, и замечает печально: — Ужасная новость.

— Ты уже знаешь? — охаю я в изумлении.

— Шанск — город маленький, — усмехается Надя, обувая пушистые тапки. И поясняет, как маленькой: — Дан с дороги написал.

— А-а, — тяну я, заходя на кухню. На автомате открываю холодильник. Выуживаю оттуда вчерашние пироженки, сыр, мясную нарезку.

— Посиди со мной, — прошу я Надежду. — Малышки спят. Кормить их нескоро.

— Хорошо, — вздыхает она и, усевшись за стол, жалобно тянет: — Рано ушла тетя Роза. Могла еще пожить. На девчонок полюбоваться…

— Да, конечно, — соглашаюсь я на автомате. Смотрю на еду, расставленную на столе, и кусок не лезет. От волнения сводит внутренности в тугой узел, а горло запечатывает ком, сотканный из обиды, ревности и отчаяния.

Мне бы сейчас к Тимофею. Обнять его. Сжать ладонь. Просто быть рядом. Но он решил иначе.

Дрожащими руками кладу ломтик запеченного мяса на кусок ржаного хлеба. Наливаю чай из пузатого чайника. И с ужасом смотрю на еду.

— Не могу есть, — честно признаюсь я Надежде.

— Давай, — кивает она на мою тарелку. — Тебе надо девчонок кормить.

— Тяжело, — вздыхаю я невольно.

— Тиме сейчас тяжелее, — понимает мое признание по-своему Надежда. — Ты должна его поддержать, Лера.

«Я не нужна ему!» — хочется закричать.

«Одна поездка — еще не повод», — напоминает здравый смысл.

Откусив бутерброд, жую на автомате. Даже вкуса еды не чувствую.

— Надо, значит надо, — кисло улыбаюсь я Надежде. И осекаюсь, когда в коридоре приглушенно звякает домофон.

— Ешь, я открою, — подскакивает она с места. С кем-то переговаривается негромко. Открывает калитку.

«Как у себя дома», — думаю раздраженно. И выглянув в окно, замечаю, как по дорожке спешат расстроенные соседи.

Вот только сейчас не хватало наплыва скорбящих знакомых!

В доме новорожденные дети. Наверняка кто-то чихает и кашляет. Надя должна понимать…

— У нас так принято, — оправдывается она. — Народ переживает.

Киваю, но внутри просто взорваться готова.

Люди! А я нет? Да и Тимофею сейчас полный дом гостей просто необходим.

— Вот интересно, — роняю я, включая чайник. — Если бы у среднестатистической тети Дуни кто-то помер, все бы точно так же пришли? Или только к мэру города?

— Не злись, тебе не идет, — печально улыбается Надежда. — Тут только свои. С нашего квартала. Ты их тоже знаешь. У нас так принято…

— Понимаю, — вздыхаю я тихо. Наблюдаю, как дом постепенно заполняется соседями. Меня обнимают, тормошат, рассказывают какой-нибудь эпизод из жизни покойницы. А мне ничего не остается, как поить народ чаем, печально кивать и помалкивать.

Не нравится мне это! Сейчас бы лучше в тишине побыть. Мне и Тиме. Возиться с дочками, неспешно беседовать.

— А это еще кто? — настороженно крякает сидящий напротив дядя Коля. — Надюш, посмотри. Вроде не из нашенских.

— Лер, твои, — обескураженно роняет Надежда и добавляет скороговоркой: — Видимо, кто последний заходил, калитку не захлопнул.

«И что теперь делать?!» — стараюсь не заорать я. В ужасе гляжу, как озираются по сторонам мама и Нина. Не проходят, но и не отступают.

Выйти к ним? Объяснить, что не звала в гости? Так уже через пять минут весь Шанск будет знать, какая злыдня жена у мэра! Родную мать на порог не пустила.

Но и общаться не хочется. Это все равно как змей приютить.

Но и сделать ничего не могу. Ситуация безвыходная!

Нехотя бреду в коридор. И накинув ветровку, выхожу навстречу.

— А мы к тебе, Лерочка! — ласково сообщает мама. Но на меня не смотрит. Жадным взглядом окидывает дом, качели, кусты смородины.

— А ты тут хорошо пристроилась, — пыхтит недовольно Нина.

— Проходите. Будьте гостями, — бросаю я, стараясь соблюсти приличия. Пытаюсь не обращать внимания на выпады сестры.