– Какие есть варианты? – внимательно смотрит на меня Надя.
– Катя и Маша, Лена и Аня, Клавдия и Устинья, – выкладываю первое, что приходит в голову.
– Клавдия Тимофеевна… – словно пробует на язык имя отчество Надежда и, поморщившись, решительно заявляет. – Не, не звучит. Как будто старуха какая…
Вздрагиваю от осознания простого факта.
Тимофеевны! Обе мои дочки будут носить отчество своего отца, а не моего, как я планировала.
Естественно, Тимофей не останется в стороне и вступит в отцовство. Тут даже к бабке гадалке ходить не надо.
Но все равно, как бритвой режет это «Тимофеевна». Он же не хотел меня знать, и детей от меня не хотел. Так почему сейчас так важны формальности?
– Да, действительно не подходит, – улыбаюсь я, прекрасно понимая, что как только Морозов станет по закону отцом, то начнет выдвигать мне свои условия. Это сейчас он добрый и ласковый… Как зайчик скачет вокруг. Но точно все изменится, когда зарегистрируем детей в ЗАГСе.
А значит… С именами придется тянуть до последнего! Хотя что толку? Тимофей меня все равно переиграет!
«Ищи квартиру, – подсказывает здравый смысл. – Детей из роддома куда повезешь?»
– Лена и Аня – хорошие имена, – продолжает разговор Надежда. – Красиво будет звучать. И ласково можно. Анечка и Аленка!
– Да, ты права, – неожиданно соглашаюсь я. И подойдя к люлькам, смотрю на детей. Личики только на первый взгляд кажутся одинаковыми. Но одна малышка хмурит лобик и поджимает губки во сне. А вторая безмятежно улыбается.
Бабушка всегда говорила, что любой человек рождается уже с характером. Вот еще раз убеждаюсь в ее правоте.
– Так и назовем, – заявляю решительно. – Анечка – справа, а Аленка – слева.
– Лер, а как же Тима? Ты бы с ним посоветовалась, – удрученно замечает Надежда.
– Завтра обсудим, – отмахиваюсь легко. А в душе нарастает беспокойство.
«Тима! Все время Тима!»
Вернувшись в постель, пишу подружкам.
– Что там с квартирой? Нашли что-нибудь для меня?
– Да, есть парочка вариантов. Завтра пришлю фотки, – тут же отвечает Даша. – С нами в одном доме. Но директор сказал, что ты можешь рассчитывать на две комнаты в общежитии. Там есть такие специальные модули. Две комнаты, кухонька и санузел. И платить за квартиру не придется. Как тебе?
– Подходит, – быстро печатаю я и тут же поспешно добавляю. – Вы на выписку придете?
– А как же! Заберем тебя. Тут все наши собираются. Копылов обещал дать машину. Весь комбинат на ушах стоит.
– Ура! – отправляю кучу смайликов. И закрыв глаза, мгновенно засыпаю, чтобы проснуться через пару часов.
Но молока еще мало и мы с Надей кормим девчонок смесью.
– Завтра скажи Тимофею, – говорит она, укладывая Анечку в люльку, – Смесь нужна хорошая. Пусть привезет Нан или Мамако премиум. А то на больничной Малютке у деток может и аллергия появиться.
– Ой, Надь, я и не подумала, – вздыхаю, укладывая Аленку.
И уже собираюсь написать Морозову, но тут же останавливаю себя. Во-первых, уже ночь и человек может спать. А во-вторых, проклятый черный список!
Снова просить трубку у Надежды неудобно. Утром поговорю с Тимофеем. Он же обязательно с утра заявится.
А в шесть утра девчонки просыпаются одновременно со звонком Джека. Опять какие-то сложности с отгрузкой. Пытаюсь уговорить подождать до девяти, когда на комбинат придет отдел закупок.
– Джек, погодите, – прошу, прижимая трубку к плечу. Осторожно поднимаю Анечку из кроватки. Дочка жадно открывает ротик.
– Я не могу, Леаяя, – стонет представитель завода. – Поставка нельзя отменять…
– Стоп, – говорю решительно. – А вы прислали уведомление об отгрузке. В договоре прописано «не менее чем за сутки»…
– Но Леаяя, – тянет Джек.
– Ждите девяти утра по Москве, – цежу в трубку. И закончив разговор, откидываю ее на кровать.
– Ты все еще работаешь? – вздыхает Надя, наблюдая как я прикладываю малышку к груди.
– А что делать? – улыбаюсь жалобно.
– Тимофей вроде не бедствует, – замечает она осторожно.
«Так то Тимофей!» – хочется заорать мне.
– Нет, – соглашаюсь я и добавляю спокойно. – Работу я не брошу. Лучше надеяться на себя. Я не знаю, что завтра взбредет в голову Морозову.
– Не доверяешь ты ему, – горько усмехается она.
– А должна? – невольно вскидываюсь я и отвлекаюсь на маленькие причмокивающие губки… Материнский инстинкт перекрывает все остальные. От накатившей эйфории бурлит в крови.
– Надя, смотри, она сама ест. Сама! – шепчу взволнованно, забывая о том, что Надежда – человек Морозова. Сейчас она единственная, кто понимает и способна разделить мое счастье.
22. Предложение руки и сердца
Я приезжаю в роддом после завтрака. По дороге останавливаюсь около рынка. Покупаю фрукты и самый роскошный по меркам Шанска букет. Пятнадцать белых роз.
Больше не нашлось в нашем Мухосранске.
– Мороз. Покупателей мало, – жалуется хозяйка маленькой флористической лавчонки, выбирая из двадцати с лишним штук самые свежие. Эту румяную тетку я не знаю. Она меня тоже. И это уже счастье. Никто ничего не выпытывает с любопытным взглядом. Не спрашивает о матери и когда же я, наконец, женюсь.
Маленькое, но счастье!