Двойня в подарок

– Сейчас принесу, Тимочка, – заговорщицки кивает Валентина. Расторопно бежит во двор. А я, не дожидаясь, открываю водительскую дверь и осторожно шарю под сиденьем. Так и есть! Бита!

Торганов у нас жесткий перец. И детей достать и отмахаться. Все может!

Перехватываю поудобнее деревянный лакированный дрын и, изловчившись, сношу к ядреной маме хлипкое пластмассовое заграждение. Следом разбиваю оранжевые столбы и пульт управления. Злости мне сейчас не занимать. Ломом с другой стороны громит столбики Валентина. Из других домов тоже выходит народ. Помогает в сносе ненавистной конструкции. Относит в сторону обломки.

– Ты что творишь, ирод? – несется от ворот Юноны.

Медленно поворачиваюсь. Спокойно всматриваюсь в перекошенное от ненависти лицо. И неожиданно перевожу взгляд чуть дальше, за сутулую спину соседки.

«Продукты. На районе».

Вчитываюсь в каждую букву, выписанную на вывеске красным неоном.

Ну конечно!

Чуть не хлопаю себя кулаком по башке. Пасьянс сходится, твою мать!

Нужно еще кое-что проверить. И убедится в своих догадках.

Блин! Неужели все так просто?

– Я на тебя в суд подам! – вопит Юнона так, что клуши под ее окнами разбегаются в сторону.

– Пожалуйста, – цежу, еле сдерживаясь.

Блин, тетя! Мне есть что тебе сказать. А если и вправду ты из собственной подлости решила разлучить меня с Лерой, то берегись…

С женой я, конечно, поговорю. Это ж надо быть такой балдой! Поверила старой суке!

Словно прочитав мои мысли, Юнона заходит к себе во двор, да еще демонстративно хлопает калиткой.

Но меня такими номерами не проймешь. А вот некоторые вздрагивают.

– Тима, а проблем не будет? – охает бабка Куницыной. – Юнона тебя проклянет…

– Не дотянется. Не верю я в ее проклятия. Тоже мне, нашли вселенское зло, – усмехаюсь криво и, перекинув через плечо биту, заявляю громко. – Я решил баллотироваться в мэры. Теперь у нас в Шанске все будет по закону.

50

– Как ты могла? – негодует муж, как только мы остаемся одни.

Надя с детьми гуляет во дворе. Богдан уехал куда-то по делу. Можно со смыслом провести время. Но господин адвокат начинает допрос с пристрастием.

Он догадался!

Заливаюсь краской стыда. Даже не передать, как стыдно. Действительно, нашла кому поверить!

– Но не приедь я к Юноне с подружками, мы бы с тобой не познакомились, – привожу главный довод.

Тимофей хмурится. Трет лицо и выдыхает натужно.

– Она ненавидит нас. Всю семью. Маме постоянно козни строила. Какие-то гадости делала. Все отца хотела отбить. Они в одно классе учились. А мама на два года младше. Вот Юнона никак успокоиться не могла, что папа выбрал не ее.

– Это ужасно, – шепчу вытирая слезы. – Но как она узнать могла? Про нас… Ну что ты и…я.

– Да мало ли? – пожимает плечами муж и добавляет поморщившись. – Юнона и вправду ясновидящая. Но видимо у нее способности в зло пошли. Она любит манипулировать. Тем более меня Нельке Куиницыной пообещала.

– А кто это?

– Да какая разница?! – отмахивается муж. – Мы женаты и плевать я хотел на других баб.

– Очень на это надеюсь, – прижимаюсь лбом к широкому плечу мужа. Тот час же крепкая ладонь прижимает меня к себе. Наши губы сами находят друг друга. А руки торопливо сдирают одежду.

– Лера, девочка моя, – хрипло шепчет муж, перетаскивая меня к себе на колени. Ладони жадно бегут по позвоночнику, а затем по бедрам. Оглаживают коленки и снова возвращаются наверх. Смыкаются замком вокруг моей талии. И снова тянут поближе. Почти вплотную.

– Прости меня, Тима, – распластавшись на груди мужа, всхлипываю не от слез, а от охватившего безумия.

– Ты больше не будешь? – усмехается он, стягивая с меня майку. И уже тянет вниз тренировочные брючки, как в кармане звякает сотовый.

– Может, Надя, – спохватываюсь, лихорадочно вытаскивая телефон из кармана штанов.

– Ну что там могло случится? – рычит Морозов. Подскочив, в два шага оказывается около окна. Строго смотрит во двор.

– Ложная тревога, – откидываю трубку в сторону.

– Сам вижу, – морщится Тимофей и спрашивает с пристрастием. – Кто это?

– Мой одноклассник, – отвечаю не таясь. Морозов кривится недовольно.

– И что ему надо?

– Не знаю, – пожимаю плечами и тут же натыкаюсь на пристальный взгляд мужа. – Мы созваниваемся иногда. У нас родители дружат…

– Кстати, где они, твои родаки? – насуплено интересуется Тимофей. – Почему никто не приехал к тебе? Не помог…

– Так сложилось, – замечаю устало. – Я – нелюбимая дочка. Сестру родители обожают. А я им не нужна. Нет, меня не били, не ругали особенно. Голодом не морили. Но лучший кусочек всегда доставался сестре. Вещи новые мне никогда не покупали. Все донашивала за Ниной. И привыкла даже. Только когда школу окончила, собралась и уехала. Толку объяснять людям, какая я замечательная. Они не замечают меня. А равнодушие тоже бьет страшно. Только мало кто замечает. Синяки на душе не видны посторонним.