Двойник

– У нее поздняя дискинезия, – сказала Маура. – Вот почему суперинтендант Герли пыталась отговорить меня от свидания. Она не хотела, чтобы я видела Амальтею в таком состоянии. И узнала, что они с ней сделали.

– И что же они с ней сделали? – спросила Риццоли. Она вновь была за рулем, бесстрашно лавируя среди грузовиков, которые заставляли дорогу вибрировать и неистово сотрясали маленький "Субару". – Вы хотите сказать, что они превратили ее в зомби?

– Вы видели заключение психиатра. Сначала врачи лечили ее фенотиазинами. Это группа антипсихотических лекарственных средств. Для пожилых женщин они могут иметь разрушительные побочные эффекты. Один из них называется поздней дискинезией – непроизвольные движения рта и лицевых мышц. Пациентка как будто постоянно что-то жует, надувает щеки или высовывает язык. Она не может контролировать себя. Представляете, какое впечатление это производит на окружающих? Все глазеют на то, как ты постоянно корчишь рожи. И выглядишь полным дураком.

– И как это остановить?

– Это невозможно. Они должны были отменить эти препараты, как только проявились первые симптомы. Но они слишком долго ждали. Потом к лечению подключилась доктор О'Доннел. Она наконец отменила этот курс. Поняла, что происходит. – Маура сердито вздохнула. – Поздняя дискинезия, к сожалению, неизлечима. – Она устремила взгляд в окно. Сейчас она не испытывала беспокойства при виде несущихся мимо многотонных грузовиков. Ее мысли крутились вокруг Амальтеи Лэнк; она снова видела ее беспокойные губы, будто нашептывающие какие-то секреты.

– Вы хотите сказать, что ей вообще не требовались эти лекарства?

– Нет, просто их нужно было отменить как можно раньше.

– Так она сумасшедшая? Или все-таки нет?

– Таков был первоначальный диагноз. Шизофрения.

– А каков ваш диагноз?

Маура вспомнила безучастный взгляд Амальтеи, ее загадочные слова. Слова, казалось бы, лишенные всякого смысла, более похожие на параноидальный бред.

– Наверное, я бы согласилась с их диагнозом, – сказала она и, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. – В ней нет ничего моего, Джейн. Все в этой женщине чужое.

– Ну разве это не облегчение, учитывая обстоятельства?

– Но ведь связь между нами существует. Невозможно отказаться от собственной ДНК.

– Помните старую поговорку: "Свой своему поневоле брат"? Все это ерунда, доктор. У вас нет ничего общего с этой женщиной. Она родила вас и сразу же отказалась. Вот и все. Конец всяким отношениям.

– Она знает столько ответов на мои вопросы! Кто мой отец. Кто я.

Риццоли метнула взгляд в ее сторону, потом опять уставилась на дорогу.

– Пожалуй, я дам вам совет. Знаю, вы удивитесь, с чего я это взяла. Поверьте, это не высосано из пальца. Вам нужно держаться подальше от этой Амальтеи Лэнк. Не встречайтесь с ней, не разговаривайте. Даже не думайте о ней. Она опасна.

– Да она же просто залеченная шизофреничка.

– Я в этом не очень уверена.

Маура посмотрела на Риццоли.

– Что вы знаете о ней такого, чего не знаю я?

Некоторое время Риццоли вела машину молча. Но не потому, что была слишком увлечена дорогой; казалось, она тщательно обдумывала, как ей лучше построить ответ.

– Помните Уоррена Хойта? – спросила она наконец. Хотя ее вопрос прозвучал непринужденно, Маура заметила, как окаменело ее лицо, а руки крепче сжали руль.

"Уоррен Хойт, – подумала Маура. – Хирург".

Такое прозвище дали ему полицейские. Он заслужил его зверствами, которым подвергал свои жертвы. Его инструментами были скотч и скальпель, а добычей становились мирно спавшие женщины, которые и не подозревали о том, что в темноте над ними склонился убийца, предвкушавший удовольствие от первого надреза. Джейн Риццоли стала последним объектом его фантазий, оппонентом в игре разума, проиграть в которой он не собирался.

Но именно Риццоли обезвредила его единственным выстрелом, поразившим позвоночник. Вселенная парализованного Уоррена Хойта усохла до размеров больничной койки, и его единственной радостью остались фантазии, игры ума, столь же блестящего и опасного, как прежде.

– Конечно, я помню его, – ответила Маура. Она видела результаты его работы, ужасные увечья, которые его скальпель оставил на теле одной из жертв.

– Я ведь постоянно навожу о нем справки, – продолжила Риццоли. – Ну, просто для того, чтобы убедиться: хищник по-прежнему в клетке. Да, он действительно прикован к постели. И каждую среду вот уже в течение восьми месяцев его кое-кто навещает. Доктор Джойс О'Доннел.

Маура нахмурилась.

– Зачем?

– Она уверяет, что это необходимо для ее исследований в области психологии жестокого поведения. По ее теории, убийцы не несут ответственности за свои действия. Корни, дескать, в родовых травмах или тяжелом детстве, которые вызывают у них тягу к насилию. Разумеется, для адвокатов она просто находка. Ее послушать, так Джеффри Дамер[8] был попросту не понят, а Джона Уэйна Гэйси[9] слишком часто били по голове. Она оправдает кого угодно.

– Видимо, она выполняет работу, за которую платят.

– Я не думаю, что она делает это из-за денег.

– Тогда из-за чего?