Двойник

– Вы понимаете, куда я клоню? – спросила Риццоли. – Сорок пять лет назад брат и сестра Лэнк убили беременную женщину. Останков ребенка не найдено. Пять лет спустя Амальтея Лэнк появляется в офисе Ван Гейтса в Бостоне и предлагает продать двух новорожденных дочерей.

Маура почувствовала, как онемели пальцы, сжимавшие руль.

– Что, если это были не ее дети? – продолжала Риццоли. – Что, если Амальтея на самом деле не ваша мать?

23

Мэтти Первис сидела в темноте, размышляя о том, как скоро наступает смерть от голода. Она слишком быстро расправлялась с запасами еды. В мешке остались всего шесть шоколадных батончиков, полпакетика крекеров и несколько кусочков вяленой говядины. "Мне нужно распределить это, – подумала она. – Растянуть запасы, чтобы хватило еще на..."

"На сколько? А потом умереть от жажды?"

Она откусила немного драгоценного шоколада, и ей мучительно захотелось отхватить еще один кусочек, но она все-таки устояла, проявила силу воли. Она аккуратно завернула остаток батончика. "Если уж будет совсем невмоготу, можно есть бумагу, – подумала она. – Бумага ведь съедобная? Она сделана из дерева, а голодные олени объедают кору с деревьев, значит, в ней есть пищевая ценность. Да, береги бумагу. Не пачкай ее". Она неохотно убрала недоеденный батончик обратно в пакет. Закрывая глаза, она думала о гамбургерах, жареной курице и всех запретных продуктах, от которых ей пришлось отказаться, после того как Дуэйн сказал, что беременные женщины напоминают ему коров. Имея в виду, что она напоминает ему корову. В течение двух недель после этого Мэтти не ела ничего, кроме салатов, пока однажды ей не стало плохо и она не упала в обморок прямо в магазине "Мейсиз". Дуэйн побагровел от ярости, когда встревоженные продавщицы кинулись к ним, спрашивая, все ли в порядке с его женой. Он прогнал их и зашипел на Мэтти, чтобы та поднималась. "Имидж – все", – любил повторять он, и вот – представьте себе – он, господин БМВ, и его развалившаяся на полу жена-корова в безразмерных брюках. "Да, я корова, Дуэйн. Большая красивая корова, вынашивающая твоего ребенка. Так приди и спаси нас, черт возьми! Спаси нас, спаси нас".

Откуда-то сверху послышались шаги.

Когда ее похититель приблизился, Мэтти перевела взгляд на крышку ящика. Она уже узнавала его походку – легкую и осторожную, как у крадущейся кошки. Каждый раз, когда он появлялся, она умоляла выпустить ее. И каждый раз он уходил, оставляя ее в ящике. И вот сейчас ее запасы еды и воды были на исходе.

– Дамочка!

Она не ответила. "Пусть побеспокоится, – решила она. – Он захочет узнать, все ли со мной в порядке, и откроет крышку. Я должна быть живой, иначе он не получит выкуп".

– Поговорите со мной, дамочка.

Мэтти молчала. "Ничто другое не помогало, – подумала она. – Может, мое молчание испугает его? Может, теперь он выпустит меня?"

Послышался глухой удар о землю.

– Вы там?

"А где мне еще быть, говнюк?"

Долгая пауза.

– Хорошо. Если вы уже мертвы, тогда нет смысла вас выкапывать. Так ведь? – Шаги двинулись прочь.

– Постойте! Постойте! – Она включила фонарик. Начала барабанить по потолку. – Вернитесь, черт бы вас побрал! Вернитесь! – Она прислушалась. Ее сердце бешено колотилось. Мэтти едва не рассмеялась от облегчения, когда услышала, что шаги возвращаются. Насколько же она жалка! Унизилась до того, чтобы выпрашивать у него знаки внимания словно отвергнутая любовница.

– Вы проснулись, – сказал он.

– Вы говорили с моим мужем? Когда он собирается заплатить вам?

– Как вы себя чувствуете?

– Почему вы не отвечаете на мои вопросы?

– Ответьте сначала на мой.

– О, я чувствую себя просто превосходно!

– А как малыш?

– У меня кончается еда. Мне нужно еще.

– Еды у вас достаточно.

– Простите, но здесь, в яме, сижу я, а не вы! Я умираю с голоду. Как вы получите деньги, если я умру?

– Успокойтесь, дамочка. Отдыхайте. Все будет хорошо.

– Но все совсем не так хорошо, как вам кажется!

Ответа не последовало.

– Эй вы! Эй! – закричала она.

Шаги уже удалялись.

– Постойте! – Она забарабанила по потолку. – Вернитесь! – Она стучала по дереву кулаками. Ее вдруг охватила страшная ярость, которой она никогда прежде не испытывала. Она завопила: – Вы не можете поступить так со мной! Я же не животное! – Когда заболели руки, она привалилась к стене, сотрясаясь от рыданий. Рыданий ярости, а не поражения. – К черту вас, – всхлипывала она. – К черту вас. И к черту Дуэйна. И будьте прокляты вы все, ублюдки!

В изнеможении она откинулась на спину. Закрыла рукой глаза, вытирая слезы. Чего он от нас хочет? Дуэйн уже должен был заплатить ему. Тогда почему я до сих пор здесь? Чего он ждет?

Ребенок брыкнулся. Она прижала руку к животу – успокаивающий жест, который должен был передать ее тепло малышу. Она почувствовала, как напряглось все внутри, и ей показалось, что прошла первая схватка. Бедняжка. Бедный...

Ребенок.