— Нет! — сказал я на всю площадку, не усмиряя в себе гнев, ибо это было совершенно невозможно, но давая ему выход в виде радужного пламени, сияния, безвредного и безопасного.
— Браво, мой юный подопечный, браво, — сказал мне знакомый голос сзади. Обернувшись, я увидел Аорташа, сидящего на своём любимом пьедестале. Таисиан-альбинос смотрел на меня своим обычным лукавым взглядом. Я был всё ещё слишком взвинчен, чтобы поприветствовать его как подобает, поэтому ограничился коротким, рваным кивком, — ах, прекрасно тебя понимаю, после всего, что здесь произошло, никто бы и не стал требовать от тебя безупречных манер.
— Правильно ли я понял, что моё испытание пройдено? — тихо спросил я.
— Несомненно, мой подопечный, — с улыбкой сказал бог таисианов, — и, надо признаться, я очень тобой доволен. Хотя в последнем хлопке не было уже никакой нужды, ты изрядно всех напугал.
— И… это что, всё? Я столько времени здесь пробыл только для того, чтобы два раза хлопнуть в ладоши?
— Ах, мой подопечный, ожидание и самобичевание сделали тебя слишком близоруким, но это не страшно, это пройдет, — сказал Аорташ, соскальзывая с пьедестала и подходя ко мне, — нет, конечно это далеко не всё. Очень удачно получилось, что ты ничего не знал об этом испытании до того, как попал сюда. Всё было в высшей степени естественно, и даже больше, чем ты думаешь.
— И что это должно значить? — недоуменно спросил я.
— По прибытии сюда тебя должны были сразу отвести в нужное место для прохождения испытания. Однако события стали развиваться весьма интересным образом, — довольно сказал он, взяв мою руку в свою и пристально её разглядывая, — я решил позволить им течь своим ходом, чему оказался очень рад, так как мне удалось узнать гораздо больше о тебе, и не только.
— Так всё-таки этот приём, этот хлыст… всё это не было подстроено?
— И да, и нет. Как я уже сказал, цепь событий изменилась, и весьма интересным образом. Это была отличная возможность для меня проверить, как относятся здесь к взрослым таисианам — и очень глупо было бы её упускать. И, стоит сказать, увиденное меня разочаровало. Мне крайне не понравилось, что к новоприбывшим, абсолютно не зная, кто они такие и почему оказались здесь так поздно, относятся с таким неуважением. Порой даже доходя до такого животного проявления превосходства, как придавить ногой беспомощного. И мне крайне не понравилось, что каждого вошедшего незнакомца готовы отхлестать Бичом Страхов наравне с тем, для кого он предназначался. При том, что вопрос можно было решить десятком других, более мягких способов — он, наконец, оторвался от моей руки и снова посмотрел на меня, — и не думай, что они так просто отделаются. Да, от прямого наказания ты их избавил, но у меня есть много окольных путей, чтобы помочь им… покаяться.
— Кстати, раз уж об этом зашла речь — за что тому бедняге определили такое жестокое наказание? — не преминул случаем поинтересоваться я.
— Ну, что ж, раз ты задаёшь такой вопрос, значит, ты готов услышать на него ответ, — ответил Аорташ. Впервые за время нашей беседы он с грустью опустил голову, — во-первых, то, в чем его обвиняли храмовники, правда. Он совершил убийство и попытался украсть людскую реликвию. Причём до этого ему уже приходилось понести наказание за проступок.
Это был весьма сложный таисиан. Судьба у него была гораздо мягче, чем у твоего приятеля Сайраша. Он рос со своей семьёй до полного совершеннолетия, всему учился, ко всему был готов. И, тем не менее, гнев и презрение было основными его эмоциями, своих сородичей он в лучшем случае терпел, а ко всем прочим испытывал жгучую неприязнь. Первоначально он хотел пойти в работорговцы, однако же не сложилось. Я тому поспособствовал, послав ему нужного спутника. Однако вразумить мне его не удалось ни с первого, ни со второго раза. В итоге из-за всех этих проступков Церковь за малым не спустила псов на всех таисианов, что было бы равносильно полному геноциду.
— И что же им помешало? — ошеломлённо спросил я.
— Ты. Ну, вернее, твоя необходимость Совету. Король лично приказал замять это дело.
— И после того, как я винтом пронёсся через Столицу… чуть не убил стражников… они всё равно вели со мной дело, и не было в них ненависти, злобы, затаенной хитрости…
— Вот мы и подошли к истинной сути твоего пребывания здесь. Как ты думаешь, Дамиаш, — он приблизился, между нашими лицами не было и десяти сантиметров, — который из семи смертных пороков самый слабый?
— Не знаю… Наверное, гнев, — наугад сказал я.
— Верно. И какому пороку подвержено больше живых существ, чем всем остальным? — спросил он, подняв палец и чуть цапнув меня коготком по носу.
— Неужели гневу?