Вместе с Миа я лежал в её палатке и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Какое же счастье, что она у меня есть. Причём — почти задаром. Нам не пришлось проходить долгих периодов встреч, притирок, недомолвок, недопониманий. Впрочем, так ли уж задаром? Храм я разрушил, причём ценой своей совершенной интуиции. Сейчас заряжаю Обелиск воды — не для себя. Для того, чтобы открыть посольство таисианов — опять же не для себя. Так неужели я не заслужил хотя бы немного личного счастья?
Миа выслушала все мои приключения. И даже утешила моё огорчение по поводу того, что таисианы… что таисианы оказались не такими униженными и оскорблёнными, как мне казалось.
— Милая, за что ты меня полюбила? — спросил я, прижимаясь к её груди, — я — наивный дурачок, который будет нести свою наивность до конца жизни.
— За что-то всё-таки полюбила, — улыбнулась она, ласково проводя пальцами по моему чешуйчатому носу, — не огорчайся. Ты сейчас карабкаешься вверх — а это всегда трудно. Поверь, всё обязательно наладится. А теперь, мой маленький монстр, — она поцеловала меня в лоб, — превращайся в прекрасного принца. Я так по тебе соскучилась…
Пару часов спустя, обнимая уснувшую Миа, я с ужасом думал о том, что на самом деле это — конец. Я не смогу от этого отказаться. Не смогу умереть в Храме Аорташа и бросить всё это. Как я брошу моих друзей? Как я брошу её? Я ведь обещал ей, что буду с ней — как теперь можно уйти?!
—
—
—
—
— Ну, как знаешь, — на удивление равнодушно сказал Аорташ, —
Голос Аорташа пропал, а я тихонько поднялся и принялся одеваться. Я и не подозревал, что во мне могут проснуться такие жестокие инстинкты! Близость скорой смерти сводила с ума, и мозг лихорадочно думал, пытаясь принять решение. Кичандаш, Фрайсаш и Экиэраш. До других таисианов я добраться не успею. Нет, Экиэраш точно отпадает. Ведь он — мой преемник в посольстве, и на него завязана клятва. С другой стороны — если я останусь жив, то смогу остаться и в посольстве! И тогда Экиэраш будет не так уж сильно нужен. Конечно, он умный, смышлёный, но всё же — не незаменимый.
Или же лишить жизни Кичандаша? Конечно, он обязался преподавать в Университете — но и это тоже могу делать я! И пусть советники только попробуют что-то вякнуть или попытаться манипуляциями чего-то от меня добиться!
Или же сделать то, что должно было случиться? И убить Фрайсаша? Того, кто раскрыл мне свою душу. Того, кто поклялся быть мне другом до самого конца. Да мне, по совести, даже и самому убивать его не надо. Просто подойти к нему, протянуть кинжал и сказать: «Прости, дружок, но мне было видение от Аорташа, что ты должен умереть. Так что, чтобы мне не пришлось марать руки, будь добр — сам, аккуратненько». А рядом будет стоять Мари и смотреть на это. И тогда уже она окажется в ситуации, когда тот, кто ей дорог, должен уйти, и она, едва получив надежду на счастливую жизнь в этом мире, снова потеряет её и впадёт в отчаяние…
В этот момент мне, уже вышедшему из палатки и подошедшему к реке, захотелось вскинуть голову и взвыть так сильно, как это только возможно. Ну, почему так?! Почему всем, всем в этом мире нашлось место и дело? И только я, выжатый, использованный всеми, должен умереть! Почему так несправедливо? ПОЧЕМУ ТАК НЕСПРАВЕДЛИВО?!
— Дэмиен, — мне мягко кто-то положил ладонь на плечо, — чего не спишь? Нам сил набираться надо.